До поворота (Кровавый Крым)
Шрифт:
— Как тебя зовут?
— Вячеслав.
Наверное, этот человек обижает его, он не хочет вернуть его маме.
— Откуда эта книга у тебя, кто ее дал?
— Она из мешка.
— Какого?
— С головами.
— Ты ее читал?
— Да.
— Понравилось?
— Нет.
— Здесь написано, что Мила мертва. Ты ее убил?
— Нет.
— Где она?
— На горе.
— Какой? — пальцы вцепились в толстую столешницу.
— Чуфут-Кале.
Допрашивающий издал неопределенный звук: не то стон, не то рык. Но Славе стало страшно, он забился, пытаясь вырваться, проваливаясь в вертящуюся пустоту:
— Пусти меня, не хочу… Я не буду. — лопнул один из
— Ну, что? Как ты себя чувствуешь?
В ответ Слава только облизал пересохшие губы.
— Бедный мальчик! У тебя сильная воля. Ты знаешь об этом? Доза была лошадиная. Что нам теперь с тобой делать, а?
Вот и я даже не знаю… Повисишь пока.
Но он все не уходил, мучительно растягивая минуты унижения. Только через какое-то время его привел в чувство тихий телефонный треск. Будто что-то вспомнив, Евгений Альбертович встрепенулся, вытер тряпочкой потные ладошки, откашлялся и, не торопясь, снял трубку:
— Да, — бархатистый тембр восхитил Славу. — Нет, лапуль, я занят. Да, очень занят. Но, зайчик мой! Ты меня ставишь в дурацкое положение. Нет, женщин здесь нет. Нет, я не вру. Когда я тебя обманывал?! Варенька, солнце мое. Ты пойми, у меня дела. Я за-нят! Де-ла! Нет, спускаться не надо. Да, я ищу нашу дочь. Ее похитил Луис, но, уверяю тебя, все будет в поряде. Да, я уже послал людей… Ну, что ты все время волнуешься? Тебе вредно. Побереги нервы, дорогая! Подумай о своем здоровье.
Еще некоторое время Евгений Альбертович сидел, тихо слушая слабый шелест в трубке, глаза его остановились на кробочке с ампулами и замерли, неестественно расширившись, по нижней отвалившейся губе потекла слюнка. Как-то незаметно, сам-собой, Слава провалился в ласковое небытие.
Очнулся он от едкого запаха, скребущего по мозгам, как наждак по аллюминию. Все было убрано, пол вытерт, разбросанные датчики аккуратно уложены в коробочку, стол пуст — лишь белый телефон возвышается. Евгений Альбертович заботливо водил под славиным носом ваткой с нашатырем, в оттопырнной руке — опять шприц.
— Ну вот и хорошо, вот и славно, — он снова заворковал, всаживая тупую иглу.
— Сейчас я тебе сульфазинчику сделаю. Им, родным, в сумасшедших домах вашего брата лечат! Так что, выздоравливай.
Этот укол был самым болезненным. Казалось, по венам из шприца потекло расплавленное олово. Евгений Альбертович нежно потрепал заплаканную славину щечку, вернулся к столу и, выкинув шприц с ваткой, включил селектор.
— Да. — нежный голос пробил в ушах раскатами грома.
— Фрида, проследите, чтобы Варвара Михална вовремя приняла лекарство.
— Конечно, Евгений Альбертович. Все?
— Да, — Евгений Альбертович выключил селектор и водрузил на стол портативную видеокамеру, поелозил, устанавливая. — Вот так хорошо! — он весело подмигнул Славе. — Будет чем Милочку порадовать. А то, видишь ли, скучно ей!
И на Славу обрушился ад.
Все мускулы пытались сократиться сами собой — и не могли. Тело скрутило гигантским напряжением, и в то же время страшно хотелось спать. И кричать. И молчать. И ругаться. И улыбаться. Расплавленное олово плескалось в венах, ударяя волнами твердой боли то по голове, то по солнечному сплетению. При этом сознание полностью прояснилось.
«Кого
— Нет. Нет, дорогая моя, — ворковал ласковый и нежный тенор, — умоляю, мне здесь никто не нужен. Конечно, я справлюсь сам… Тем более. Нет, Атабек пусть исполняет свои обязанности — здесь дело сугубо личное. Семейное, я имею ввиду! Варенька, радость моя, ты меня утомляешь… Нет, помощь никакая не нужна, сам, все только сам. Ноблес оближ, дорогая! Да, лапонька, целую! Все, иду.
Евгений Альбертович осторожно, как на соплю, надавил на телефонный рычаг большим пальцем.
— Бабы, тьфу, — театрально сплюнул под ноги и растер каблучком.
Сколько времени прошло? Глядя на завораживающе-белый пол, Слава забывал моргнуть, глазные яблоки казались неестественно большими, и веки с трудом налезали на них, не прикрывая полностью. Хотелось заснуть, чтобы никогда больше не просыпаться… Евгений Альбертович снял с вешалки накрахмаленный халатик, тугой и хрустящий, тоже ослепляюще-белый, шапочку, замызганный фартук был ему велик — желтая медицинская клеенка, которую подкладывают под маленьких детей и лежачих больных. Весело мурлыча какую-то песенку, выкатил из подсобки каталку. Сначала Слава решил, что это сервировочный столик.
— Карамболина, карамболетта, — услышал он ласковые, успокаивающие слова, когда мягкие руки стали перекладывать его онемевшее тело в горизонтальную плоскость. Чуть покачиваясь, покатился назад потолок. Тело снова переложили на другую жесткую поверхность: прямо в глаза смотрело безумное измученное лицо голого человека, распластанного на столе. «Распяли, — вяло протекло в голове веселое оживление, — а никто не верил… Нет, это просто зеркало». Слава рванулся вперед, навстречу тому человеку, чтобы лучше рассмотреть происходящее. Издалека приполз тихий смешок, и все моментально изменилось. Впереди, за слоем толстого стекла, закрытый столом, сидел его мучитель. Сориентировавшись в пространстве, Слава поднял голову. Действительно, вверху зеркало, и он полусидит в зубоврачебном кресле. Только руки схвачены зажимами у локтей и кисти на подлокотниках. Ноги? Под коленями стальные плоские полумесяцы на длинных штырях, ступни фиксированы, холодная полоска металла на животе. Странные нереальные фигуры на железных ножках смотрят искоса, слабо покачивая изогнутыми шлангами проводов, словно врачи на консилиуме, готовые сразу произвести вскрытие-операцию. «Неужели еще не все? — по подбородку текли слезы, но он не чувствовал влаги. Только ужас. — Это просто кошмарный бред. Только бред и ничего больше, — успокаивал себя Слава, как только мог. — Я проснусь, и все…»
— Хи-хи-хи, — лился из наушников тихий шепоток. — Приступим-с! Чудо робототехники, — человечек за столом, листал какую-то рекламного вида книжечку, — Что тут у нас на первое? Ага! — торжествующе нажал на кнопку компьютера, сверившись с матово блестящим листочком. Славу снова отшвырнуло назад к зеркалу. — Мы имеем та-а-к! И еще, — голос доносился с легким неестественным придыханием, — это не подойдет! Во! Ногти… Ноги… Так! Выдрать ногти есть… А где иголки? — он вроде был слегка обижен. — Что? Иголок под ногти нет? Ерунда какая! Это же основы! Так, это тоже не пойдет! О! Попробуем, ближе к делу. Так, нажмите клавишу F1.
– теперь Слава не лежал, а полувисел, поддерживаемый обитым светло-коричневой кожей прямоугольником-ложем, а штыри под коленными впадинами подтянули ноги почти к самому лицу, грозя разорвать перенапряженные позвонки и связки, — Нортон коммандер, энтер официрен… — приторно гудел в ушах голос Евгения Альбертовича, — Жмем «энтер». И что?