До поворота (Кровавый Крым)
Шрифт:
— Не знаю, под поезд полез…
— Зачем?
— За этим, за ребенком…
— За Евгением?
— Да. Он убежал и полез под поезд, Макс пошел его доставать.
— Вернется. Если бы их задавило, поезд бы остановили…
— Давай я тебе постель постелю? — предложил Слава, оглядывая голубовато-желтые стены. Работало только два ночника и в полнакала лампа наверху.
— Мы белья не брали. Посмотри, у него в рюкзаке трава должна быть.
— Да далась она тебе! Трава! А кто говорил, что на нее наркомании
— Нету, — она разочарованно достала нераспечатанный блок Мальборо. — Ладно, хоть покурим. Хочешь, анекдот расскажу?
— Не надо. Ты знаешь, Макс хочет, чтобы я тебя вернул домой.
— Ну и что? Ты будешь всегда делать то, что хочет кто-то другой?
— Нет. То есть да. То есть нет. Подожди!
— Ты знаешь, почему люди так быстро привыкают к сигаретам?
— Нет.
— Никотин расслабляет и успокаивает. — Мила протянула ему пачку, — извини, но сейчас это тебе необходимо…
Неловко повертев в руке упругую трубочку, Слава рискнул закурить.
— Максик, значит, нашел стрелочника, на которого можно переложить ответственность? — Мила снова весело ухмылялась, — а что он тебе еще нагнал?
— Ну, что с наркотиками борется, в отпуске, — дым был нерпиятно сладким и каким-то дерущим, но действительно принес легкость, успокоение, и мысли теперь были гораздо яснее и четче.
— А. Ну-ну. Значит они обо всем договорились…
— С кем?
— С отчимом.
— Он же погиб!
Мила пожала плечами.
— Наверное, они еще раньше договорились. Короче, не загружайся. Они тут решили меня в интернат спихнуть.
— В колонию? — Слава поперхнулся дымом и закашлялся.
— Нет. Для вундеркиндов, закрытого типа со спецпрограммой.
— Какого типа?
— Ну, языки, математика, борьба и так далее. Психотреннинг там какой-то особо блатной, короче.
— Так это, наверное, хорошо.
— Да иди ты! — она фыркнула себе под нос. — Каждый должен решать свои проблемы сам. Я не хочу, чтобы они вмешивались в мою частную жизнь…
— Они?
— Макс… Они все.
— А со мной-то что будет? — вдруг пришла в голову забавная мысль, Слава даже захихикал.
— Да ничего, вырастешь юристом, они, может, тебя на должность возьмут. Ты им, вроде, понравился. — Мила тоже весело смеялась. — Так что, выбирай под кого лечь, а лечь все равно придется!
— А ты меня не задира-а-ай! — разомлевшие губы сами разьезжались в сладкой улыбке.
— А я тебя и не задира-а-аю! — передразнила его Мила. — Это ты сам такой глупый… Целый блок такой дури, Ну Макс дает! Бек бы сдох от зависти. А, Бек? — Мила смотрела на стоявшего в дверях Атабека, сладко втягивавшего задымленный воздух волосатыми сердцевинками ноздрей.
— Где здесь двенадцатый имам? — грозно спросил Бек, укореняясь неплотными ногами
— Не лезь в бутылку! — грозно произнесла из пробитой насквозь головы Марго.
Широким жестом Мила протянула им всю пачку, но та упала на пол. В дверях больше никого не было. Но Мила подолжала разговаривать с Атабеком, свернувшимся, подобно котенку, на антресолях, гда раньше лежал рюкзак Макса.
— Мила, там никого нет, — попытался пробиться сквозь туман к девочке Макс, или Слава, но зацепился за свесившийся сверху хвост Атабека. Штора поползла вверх, впуская в накуренный воздух плотные солнечные лучи.
— Борис! — представился дембель с трезвыми глазами.
— Глеб! — другой, который раньше был Михаилом.
— Бригадир, — промямлил Кандагар. На столе лежала пустая пачка Мальборо, рассыпанная в каком-то хаотическом порядке колода карт и три одинаковых удостоверения, такие же как ему показывал Макс. Наверное, и печати есть..
— А где Мила? — распухшие губы плохо слушались в предрассветном сизом тумане. Тошнило.
Бригадир сделал еще одну затяжку:
— Все ребята, приехали. Москва.
Не очень твердо стоя на ногах, Слава вышел в коридор. Заспанные люди собирали вещи, стояли в очереди, чтобы почистить зубы, он осторожно заглянул в какое-то купе и узнал брошенный на пол максовский рюкзак. Купе было пустым.
— А где Мила? — спросил рассеянно проходившую мимо проводницу, собиравшую белье у заспанных пассажиров.
— Не знаю, — она что-то пробурчала себе под нос. — Стаканчики, молодой человек, отнесите!
Слава послушно подхватил скользящие ушки подстаканников и двинулся следом.
— Эта черненькая что ли? — сторого зыркнула проводница, — Билеты заберешь?
Сначала Слава кивнул, а потом отрицательно затряс головой. Проводница чуть смягчилась:
— В Туле ночью сошла твоя, вся в слезах была. Любит тебя говорила, а жить не может. Вот довел девчонку! — в ее глазах промелькнуло нечто романтически-жалобное и тотчас погасло, — у вас две простыни, а брали три… — проводница набросилась на заспанного пассажира с лошадиным лицом, — и одеяло складывать как следует надо! Матрасы сами сворачивайте! — она снова удалилась по проходу.
Взвалив на плечи жесткую раму рюкзака, Слава, чуть пошатываясь, вышел на перрон последним. Слегка моросил дождь, утро было неприывычно хмурым, даже захотелось нырнуть обратно в поезд к дембелям и ехать обратно. Но проводница уже закрыла дверь, и Слава решил спуститься в подземный переход.
— Во, Славка, — ухватил его кто-то сзади, — Молодец что вещи прихватил, а то я во втором вагоне приятеля встретил…
Не веря своим глазам, Слава разглядывал Макса.
— А Мила сбежала опять, — вдруг почувствовал неестественную пустоту внутри себя и снаружи, — Ты знаешь?