До рая подать рукой
Шрифт:
Биоэтики представляли собой опасность, потому что разрабатывали свои правила не для реального мира, а для виртуальной реальности, в которой у человеческих существ не было сердца, способности любить, где никто не сомневался в бессмысленности жизни, как не сомневались в этом сами биоэтики, где все верили, что человек – всего лишь мясо.
Домой она ехала по автострадам, забитым, словно артерии стареющего борца сумо. Обычно пробки ее ужасно злили. Но не сегодня.
Мэддок и его коллеги-биоэтики перестали быть просто опасными
Встали, поехали. Встали. Поехали.
Она где-то прочитала, что в семидесятых и восьмидесятых годах Калифорния на восемь лет прекратила строительство новых автострад. Тогдашний губернатор не сомневался, что к 1995 году личные автомобили не будут столь широко использоваться, уступив место общественному транспорту. Альтернативные технологии. Чудеса.
За все годы, которые ей приходилось торчать в пробках, тратя по два часа там, где сама езда занимала тридцать минут, она ни разу не связывала идиотскую публичную политику с конкретной пробкой, в которую попала. И внезапно осознала, что по собственному выбору жила только текущим моментом, сегодняшним днем, в коконе, который отделял ее от прошлого и будущего, от причины и следствия.
Встали, поехали. Встали, поехали.
Как много бензина и дизельного топлива сжигалось в таких вот пробках, сколь сильно увеличивалось загрязнение окружающей среды из-за моратория на строительство автострад? И тем не менее нынешний губернатор объявил свой мораторий на строительство дорог.
Если Лайлани умрет, как сама она сможет жить дальше? Разве что приняв философию Мэддока и иже с ним, что все мы – мясо. Пусть и по-своему, но она жила с этой пустой верой много лет… и куда это ее привело?
Одна новая мысль вела к другой. Встали, поехали. Встали, поехали.
Микки чувствовала, что просыпается. Только проспала она не ночь, а двадцать восемь лет.
Глава 42
Как только Дженева открыла бутылку с экстрактом, запах ванили распространился по жаркому, влажному воздуху ее кухни со скоростью джинна, выскакивающего из тюрьмы-лампы, проникая в самые дальние уголки.
– М-м-м-м. Лучший запах в мире, ты согласна?
Раскладывая кубики льда по высоким стаканам, Лайлани набрала полную грудь воздуха.
– Потрясающий. К сожалению, он напоминает мне о ванне Синсемиллы.
– Святой Боже! Твоя мать купается в ванили?
Пока Дженева наливала ванильный экстракт на кубики льда и закрывала бутылку, девочка знакомила свою хозяйку с теорией Синсемиллы, касающейся вывода токсинов в горячей ванне путем обратного проникновения. Знакомство продолжалось и когда Лайлани переносила стаканы на обеденный
– Все равно что ходить с колокольчиком. – Дженева протянула девочке банку коки.
– Миссис Ди, я потеряла вашу мысль. Боюсь, я привыкла к тому, что в разговоре одна фраза должна являться логическим продолжением предыдущей.
– Как грустно, дорогая. Я хотела сказать, что ты всегда знаешь, когда приближается твоя мать. Потому что ее появление предваряют чудесные ароматы.
– Не такие уж они и чудесные, если она принимает ванну с чесноком, концентрированным капустным соком и экстрактом двурядки сенной.
Они сели за стол и пригубили ванильную коку.
– Это фантастика! – воскликнула Лайлани.
– Я не могу поверить, что ты никогда не пробовала этот коктейль.
– Видите ли, в нашем холодильнике кола – редкий гость. Синсемилла говорит, что кофеин останавливает развитие естественных телепатических способностей.
– Тогда ты, должно быть, уже читаешь мысли.
– Легко. Вот сейчас вы пытаетесь вспомнить имена всех солистов группы «Дитя судьбы», и на ум приходит только четверо.
– Вот и не так, дорогая. Я думаю, что к ванильной коке идеально бы подошло большое кремовое пирожное.
– Мне нравится ход ваших мыслей, миссис Ди, даже если ваш мозг слишком сложен, чтобы считывать с него информацию.
– Лайлани, ты хотела бы съесть большое кремовое пирожное?
– Да, благодарю.
– Я бы тоже. Очень хотела. К сожалению, у нас их нет. Но с ванильной кокой хорошо бы пошли и хрустящие булочки с корицей. Как насчет хрустящих булочек с корицей?
– Вы меня уговорили.
– Боюсь, их тоже нет. – Дженева, глубоко задумавшись, маленькими глотками пила коку. – А как насчет того, чтобы добавить к ванильной коке шоколадно-миндальные пирожные?
– Что-то мне не хочется высказывать свое мнение, миссис Ди.
– Правда? А почему, дорогая?
– Потому что особого смысла в этом нет.
– Это плохо. Не хочу хвалиться, но мои шоколадно-миндальные пирожные очень вкусные.
– А они у вас есть?
– Шесть десятков.
– Более чем достаточно, благодарю.
Дженева поставила на стол тарелку с пирожными.
Лайлани попробовала.
– Феноменально. И они отлично сочетаются с ванильной кокой. Только это не миндаль. Пекан.
– Да, я знаю. Я не очень люблю миндаль, поэтому, когда пеку шоколадно-миндальные пирожные, заменяю его пеканом.
– Мне ужасно хочется задать вам один вопрос, миссис Ди, но боюсь, вы подумаете, что я не проявляю к вам должного уважения.
Глаза Дженевы округлились.
– Такого просто не может произойти. Ты же абсолютный, не вызывающий ни малейших сомнений… – Дженева нахмурилась. – Как ты там себя называла?
– Абсолютный, не вызывающий ни малейших сомнений, отличный юный мутант.