До самой дрожи
Шрифт:
– Нет! Или ты делаешь это без лишних разговоров, или наша жизнь резко меняется. Я уже устал тебе объяснять элементарные вещи, которые понял бы и ребенок! Сейчас же. Со мной ты удаляешь его отовсюду.
Мне казалось, что я сплю. Такая бредовая ситуация, такой нелепый момент, но все во мне с каждой секундой моего затянувшегося молчания разъедала страшная и дикая вина перед Кириллом, но еще больше – перед собой. Я лишала себя чего-то. Глядя на неуступчивого и резкого Диму, мои мысли вернулись к тем двум часам в аэропорту. Мягкая улыбка, пронизывающий всю меня
Я медленно повернулась к ноутбуку и сделала то, чего не желала делать.
«Ты ведь не такая, как сама знаешь кто».
Нет. Ни за что. Потому что прекрасно знала, что это такое. Я видела, что это. И я всегда все слышала: все разговоры и все рыдания. Я чувствовала, может и не всю, но все же боль. И это было так убийственно, что хотелось выброситься из окна, лишь бы заставить двух людей думать о чем-то другом, переживать за что-то другое, но не за то.
Наверное, так все и начинается, с безобидной переписки и легкого общения, что чуть позже превращается в связь, которую уже ничем невозможно будет уничтожить. Да, наверное, так все и происходило.
Я кликнула на аватарку Кирилла и на экране высветилась его страница.
«Убрать из друзей».
– Нажимай.
Я нажала.
– В настройках заходи в «Черный список».
Я зашла.
«Я вижу перед собой твою улыбку» – пронеслось в моей голове.
А я, Кирилл, по-прежнему видела твои глаза.
Глава 4
наши дни
Самый лучший подарок в мой день рождения – долгожданный приезд любимой мамы. Мы с Ваней надули воздушные шарики разных цветов и теперь стоим дурачимся, а бабушка с тетей Олей переминаются с ноги на ногу и с нетерпением ждут, когда же слабое кряхтенье автомобиля послышится на дороге.
– Давай, напугаем их? – предлагает Ваня, скорчив рожицу. – Я подкрадусь и шарик проткну, а?
– Ага, а потом мы мой торт будем в больнице есть, да? Потому что этих дамочек туда определят после твоей шалости.
Внезапно две сестрицы забегают во двор и закрывают калитку на щеколду, а потом таращатся на нас с Ваней так, словно случайно разбили фару на машине соседа и боятся быть обнаруженными.
– Кажется, такси едет! – тихонько воскликнула тетя Оля, потирая ладошки. – Аленушка наша!
– А чего попрятались то? – смеюсь я.
– Да не знаю, Галка побежала, а я следом за ней!
Мы с Ваней выходим на улицу, размахивая над головами воздушными шарами, и с довольными улыбками наблюдаем, как черный автомобиль уже паркуется около нашего двора.
– Ма-а-амочка! – громко восклицаю я и открываю заднюю дверцу. Наша мама расплывается в несколько сконфуженной, но счастливой улыбке. – Привет, красавица наша!
– Шарики, божечки!
– Аленушка, какая ты у нас красивая! – напевает тетя Оля и обнимает маму, которая оглядывает всех уставшими
Невозможно не заметить, что её внимательный и обеспокоенный взгляд совершает длительные остановки только на мне. Мама как будто уже сейчас старается убедиться, что со мной действительно все в полном порядке, что я не схожу с ума и улыбаюсь по-настоящему искренне.
Спустя двадцать минут все мы сидим за обеденным столом, едим красный борщ, что сварила тетя Оля, грызем вареную кукурузу и слушаем «полюбившуюся» мне за эти три месяца передачу «Давай, поженимся». Мы с Ваней смотрим её иногда просто для того, чтобы повеселиться, а не потому что она боже-мой как нам нравится, в отличие от наших бабулек-сестричек.
– Аленушка, ты похудела совсем! Прям ручки такие тоненькие стали.
– Так она же в зал ходит, – говорит Ваня тете Оле, что продолжает щупать мамину руку. – У нее мышцы каменные стали!
– Ой, прям уж похудела! Слушайте, только тетя Оля может сварить такой вкусный красный борщ! У меня совершенно другой получается, как бы я не старалась.
– Как и у меня, – говорю я, улыбаясь маме. – То есть, получался. Я больше ничего такого не варю.
И вряд ли буду. Вообще, я очень люблю готовить и экспериментировать на кухне, но когда не для кого это делать – какой смысл? Я уже сейчас представляю, как вернусь в Тюмень и буду жить на одном рисе, гречке и пюре, потому что заморачиваться над приготовлением какого-нибудь шедевра для себя одной не считаю нужным.
– Насмотреться на тебя не могу! – все причитает тетя Оля, поглаживая маму по руке. – Катюша наша на тебя похожа! Если бы еще такой же брюнеткой была, то один в один.
– Она когда глаза закатит, то на папу похожа! – вставляет Ваня, смеясь надо мной.
– Замолчи.
– Как будто окосевшая такая сидит и всех учить жизни собирается! – продолжает веселиться мой брат, бросив объеденный кочан кукурузы в большую ярко-красную чашку.
Мы с мамой переглядываемся: она улыбается мне, мол «да ладно тебе, не обращай внимания», а я же посылаю ей уставший взгляд и едва заметно киваю.
Мама у нас настоящая красавица. Самая добрая и терпеливая. И хотя первый пункт ставят под легкое сомнение её достаточно резкие и острые черты лица, стоит ей только улыбнуться и вся её внешняя колкость мгновенно разглаживается. Иногда я думаю, не будь она такой терпеливой, какая есть, то уже давно бы встретила мужчину, который по-настоящему носил бы её на руках. Я бы, наверное, больше и не услышала из её уст, что все они одинаковые, все они козлы, все они ходят налево и всем им всегда мало одной женщины. Пожалуй, я чересчур мечтательная и наивная особа, раз до сих пор верю в существование самых-самых. Столько лет видя перед собой гадкое предательство, я продолжаю уверять себя, что где-то в мире существуют идеальные люди, что точно пазлы скрепляются друг с другом. Невозможно соединить две части с разными углами и впадинами, как ни крути, они все равно где-то не сойдутся. Но ведь любая картинка в конечном итоге должна получиться, верно?