До самой дрожи
Шрифт:
– Ну, все, давай, отдыхай, – говорит он мне и обнимает.
– Хорошей дороги.
Мы втроем машем ему на прощание и, когда автомобиль скрывается за поворотом, не спеша идем во двор, что благодаря папе теперь выглядит совершенно иначе. Цветная плитка, клумбы, большой гараж, новая крыша, камеры по всему периметру… Не одна я благодарна ему за поддержку и помощь; бабушка так же как и я по-своему любит папу, но никогда не забывает, что он чрезвычайно тяжелый и властный человек.
– Катя,
– Я его не видела, но красные плавки мне уже не нравятся.
Смотрю вперед; у самого берега в какой-то глупой позе стоит низкорослый мужик в красных плавках и чешет бедро. На нем желтая панамка с цветочками, множество черных браслетов на руке и какая-то татуировка на правой икре, больше смахивающая на размазню.
– Спасибо тебе, тетя Оля, шикарный выбор! – фыркаю я и опускаю бинокль на покрывало. – Себе бы такого навряд ли выбрала.
– А что, плохой да? Ну, так с виду вроде ничего показался. – Она снова берет бинокль и присматривается. – Ой, да, ты права. Низенький какой-то, горбунок.
– Матерь Божья, Ольга! Так он же точно тот страшила из мюзикла! Кривой такой, – вмешивается бабушка, задрав голову. – Иди сама с ним шашни крути.
– Чего это я шашни крутить с ним буду? Мне уже семьдесят лет! Это ты иди, ты еще молодая!
– Ой, да ну тебя! – в шутку огрызается бабушка и снова опускает голову на подушку. – Катюше нашей нужен высокий, статный, уверенный…
– Богатый! – вставляет тетя Оля, одарив меня продолжительным взглядом.
– Умный, заботливый, красивый!
– Спортсмен! – снова добавляет бабушкина сестричка. Она развязывает мешочек с семечками и начинает щелкать. – Чтобы красивый был, здоровый.
– Ой, да на кой черт ей спортсмен сдался? Они вон все кабели поголовно!
– Это только нам по телевизору таких показывают, а на самом деле есть очень много молодых парней, которые спортом занимаются, красивые, верные и очень добрые! Ты, Галюня, слишком много смотришь телевизор. Он на тебя негативно влияет!
Я искренне веселюсь, наблюдая за этими двумя сестрицами. Тетя Оля закоренелая блондинка с короткими волосами, курносым носом и острыми губками. На пляже она всегда лежит под зонтиком, потому что боится состариться раньше времени, хотя, по-моему, уже поздно об этом беспокоиться. А моя бабушка полная ей противоположность. Волосы цвета темного шоколада, носик как маленькая картошина, а кожа очень темная, потому что от солнца она никогда не прячется. Бабуля младше тети Оли на один год, но из-за пышных форм и множества морщин, мне всегда кажется, что именно она старшая из них двоих.
– У самой то бегун был, помнишь? В пансионат сюда приезжал, мы на танцы ездили. Ты же сама ему отворот-поворот дала!
Заинтересовавшись историями любовных похождений моих любимых бабулек, я поудобней усаживаюсь на мягкой подушке
– А ну-ка, ну-ка! Подробности?
– Ой, слушай ты эту выдумщицу, – отмахивается бабушка и делает вид, что пытается уснуть.
– Значит, у бабушки нашей кавалером был бегун.
– Еще какой! Как же его звали… Славка. Сашка. Сережка…
– Владимир, вообще-то, – говорит бабушка и поднимается на локтях.
– Гляди, она ведь еще и имя его помнит! – смеется тетя Оля. – Как же он ухаживал за ней!
– Цветы мне сорвал с клумбы пару раз и до дома проводил, велики ухаживания! Ты лучше расскажи, как за тобой тот солдатик с флота бегал. Она ведь чуть замуж за него не вышла!
– Что-о-о-о-о? – перевожу я глаза на тетю Олю. – Ты хотела выйти замуж не за дядю Пашу?
– Да у меня много кавалеров было, каждый второй руку и сердце предлагал, – улыбается тетя Оля и по привычке пушит короткие волосы на затылке. Она всегда так делает, когда разговор идет о ней лично, как будто хочет при этом выглядеть еще привлекательнее.
– Ага, пальцев на руках не хватит, чтобы их сосчитать, – забавляется бабушка.
– А ну-ка, делись, давай! – прошу я, заинтригованная услышанным. – Почему раньше мне не рассказывали про своих кавалеров? Это же жуть как интересно!
– Так и рассказывать нечего!
– Ой, ну да! – фыркаю я.
– Катюша, раньше ведь мужики не такими были, как сейчас, – говорит мне бабушка, садясь на подушку. Она поправляет края парео, накрывает полупрозрачной синей тканью свои пышные ножки и достает из пакета упаковку кукурузных палочек. – Не было приставаний, никакой опасности, мы могли только вот познакомиться, а потом вместе на море пойти ночью. И не боялись ничего, никого.
– А сейчас что ли нельзя так делать? – смеюсь я, взглянув на тетю Олю.
– Не пугай меня, ради бога, – ахает бабушка. Небось, уже видит, как я с малознакомым типом иду на безлюдный ночной пляж, где меня подстерегает страшная участь быть изнасилованной. – Бедная девочка, столько лет прожила с одним болваном и света белого не видела! Теперь за тобой глаз да глаз нужен!
Опять двадцать пять. Я уже целый месяц слушаю эти пустые рассуждения о моей не нагулявшейся в свое время девичьей свободе. И хотя, в глубине души, какая-то часть моего «я» согласно кивала, я все равно отказывалась в это верить.
– Влюбилась в восемнадцать и все, никого не вижу, никого не слышу! – причитает бабушка. – Это же как он тебе голову то задурил, что ты ни на кого внимания не обращала? Красавица наша, да у тебя столько кавалеров должно было быть, высоких, спортивных, смелых, энергичных…
– Да было у меня все, – перебиваю я, аккуратно стряхнув шелуху от семечек в целлофановый мешочек. – В университете были парни, которые и встречаться предлагали, и знаки внимания проявляли. И на улице знакомились, и в магазинах, и в барах, когда с девочками зависали там…