До следующих свайпов

Дэйтлер Ада

У меня не было секса… Мне было 25 лет и я была девственницей. Я чувствовала, что меня прижали к стенке и застали врасплох. Я хотела провалиться сквозь асфальт, ведь я ничего не знала о сексе, абсолютно ничего, но я желала всем сердцем испытать эти чувства в паре с ним. Я не говорила о том, что у меня не было секса и отмалчивалась. Потом он сказал о том, что секс важен, о том, что это приносит удовольствие, о том, что он любит минет. Мы шли, а мое смущение росло с каждым шагом. Я хотела его и в то же время дико смущалась, я пыталась подавлять свои желания. У нас никогда не было прямых интимных разговоров, и от них мне становилось неловко, стеснительно, я часто сглатывала, чтобы не выдавать

свое слегка возбужденное состояние. Если бы он был проще, я бы поцеловала его. Но я не могла этого сделать. Для меня он был некий непостижимый идеал. Я боялась его и в то же время желала физического контакта с ним.

И как только мы дошли до подъезда квартиры, в которой я жила, я трусливо сбежала, обронив ему сухое «Пока» после долгого молчания.

Наш разговор не выходил у меня из головы. Я хотела покончить со своими любовными терзаниями, я понимала, что я пропала, что я тону в собственных желаниях. Я писала ему что-то в бреду на эмоциях после встречи, я не хотела прерывать с ним связь. Только не сейчас.

Но вместе с тем я не знала его. Я мало говорила с ним, мало говорила о себе, я боялась не понравиться такой, какая я есть, я боялась быть отвергнутой. Все, что я знала — мужчинам нравятся короткие юбки, ножки, раскрепощенность. Возбуждает вульгарность и доступность. Мне казалось, что и мне следовало быть такой.

Глава 32. Ближе к цели

Я не хотела обрывать нашу связь с ответчиком и периодически писала ему сообщения в сети. Он отвечал. Я предлагала встретиться еще раз, он соглашался.

Этот период для меня был самым напряженным. Здесь уже не было цветочков, бабочек, большого стеснения, смущения… Я понимала, что нужно ковать железо пока горячо. Ведь с каждым днем я не молодею, с каждой минутой стрессовых ситуаций на работе становилось все больше.

Я работала в экстремальном режиме, который тянул всю мою энергию. Я работала во времена, когда моя мама заболела ковидом и месяц пробыла на лечении, когда учредители нашей фирмы начали вести активную борьбу между собой за дивиденды, когда к делу коршунами подключались адвокаты со своими гонорарами «за позитивный результат».

И все же я хотела создать семью с парнем, который, как мне казалось, являлся моей судьбой. Ну не могло такого быть, что мне просто так нравился запах его тела. Не могло такого быть, чтобы он развелся и в тот момент мы совершенно случайно встретились в суде. Не могло такого быть, чтобы это несостоявшееся свидание с поваром в кинотеатре просто так привело меня к ответчику.

Вторую встречу выпросила я, я выбирала удобное для себя время — вечер. К этому времени я могла привести себя в порядок: потренироваться, намазаться всевозможными кремами, помыть голову, выпрямить волосы и накраситься. И все бы хорошо: черный топ, короткая юбка, красные туфли-лодочки, выглаженные волосы, маленькая сумочка… Но, когда я выходила из квартиры, какое-то смущение сковывало меня. В результате я закатывала глаза, шла не грациозно, чтобы показать свое «безразличие». Потому что я представляла себе, что он может проехать мимо и посмотреть со стороны на меня.

В общем, когда я пришла к Набережной, его еще не было. Я волновалась. Мне пришлось ждать. Я не хотела выглядеть нелепо и позвонила маме, чтобы отвлечься, но в процессе разговора сама не заметила, как начала ходить по газону… Потом обернулась и увидела его… Разговор прервала.

— Где же еще как не в этом месте я мог тебя найти? — спокойным тоном спросил он.

— Я просто заговорилась... по телефону, — оправдалась я, испытывая чувство неловкости.

Когда мы прогуливались, он рассказывал о своем маленьком родственнике, о том, как он его любит

и как его воспитывает, чтоб тот не мусорил в его доме. Я пыталась показать легкую заинтересованность его отношением к ребенку, и в то же время боялась детей, так как не имела опыта общения с ними, при этом я не хотела, чтобы мои слова звучали фальшиво. Мы прошли мимо девушки, занимавшейся фитнесом на Набережной, и он пренебрежительно обронил: «Продает себя». Мне эта фраза не понравилась, где-то я её уже слышала.

Назад к квартире он отвез меня в своей длинной и белой машине. В ней играла песня Марии Чайковской «Целуй меня». Мы молчали оба. Я опять же думала, что это знак, что эта песня говорит о его отношении ко мне. Я молчала: не знала, что говорить, опускала глаза, ждала его действий. Действий не поступило.

— Ты девственница? — прямолинейно-нетактично выпалил он.

Деваться было некуда, я ему доверяла и не могла врать, я сказала правду:

— Да, но, знаешь, я не считаю это каким-то престулением или еще чем-то... Это совершенно ничего не значит. Точнее, это означает то, что я не встречала еще парня, с которым хотела бы... интимной близости.

— У нас в офисе тоже есть коллега Валька, ей 30 лет и она девственница, — разбавил мою неловкость он.

Я не знала, какого эффекта от меня он хотел добиться рассказом о Вальке — поддержать либо высмеять — и спросила:

— А она почему...

— Почему девственница? — спросил он.

— Угу... — едва ответила я.

— Этого я не знаю.

В то время я едва могла что-то сообразить, ведь второй раз моя голова закипала от неловкого мозгового штурма. Меня спрашивали о том, чего я не учила, я не была к этому готова ни морально, никак, я только недавно узнала про точку G... К тому же с каких это пор быть девственницей — преступление? Разве это что-то мерзкое и отвратительное? Разве свобода выбора и сознательное решение девушки говорят о том, что она «не такая», что она изгой?

Наверное, для него это значило, что меня не хотят, или что я фригидна. Но ему, видимо, было не понять, что до него я не влюблялась так сильно. Я училась в университете, мне было тяжело осознавать свою привлекательность рядом с девочками, у которых было все: косметика, красивая одежда и прочее. У меня это было, но было мало и бюджетно: у меня был один бюстгалтер с пуш-апом, из-за которого один мальчик-военный обзывал меня "Пуш-апом" на паре по уголовному праву, потом я купила себе второй; у меня не было развратных стрингов, вызывающих на дуэль.

На распределении меня вообще забросало работой, депрессией и неуверенностью в себе. Я долго не могла себе вообразить каких-либо отношений. Первое нормальное полноценное свидание у меня было с ответчиком, но тогда я не думала об интиме с ним, я думала о том, что он увлечен своей бывшей супругой, а потом он и вовсе не стал меня добиваться.

Я не могла сказать ему всего этого… Это позорно. Я хотела выбраться из бедности, а потом уже начать жить, не замечая того, что жизнь уже идет, видимо, кто-то давно крикнул «На старт!».

Потом мы сидели у него в машине возле моего подъезда и после долгого молчания я пробормотала:

— А ты не мог бы лишить меня моего бремени?

Знал бы он, чего мне стоило это сказать. У меня потели ладошки, а в голове был полнейший кавардак и, казалось, я теряла связь с реальностью.

— С тобой сложно, — ответил он, совсем не глядя на меня.

— В каком плане "сложно"? — постепенно переходя на стадию допроса, сказала я.

— Тебя не хочется обидеть, — ответил он.

"Так а ты не обижай..." — подумала я, но не сказала. Я опустила свой рассеянный взгляд вниз на свои колени, затем на сумочку и стала думать, почему он так говорит.