До свидания, Натанаел !
Шрифт:
– Чего ты сердишься?..- Глухо ухнул надо мной голос брата.
В одно мгновенье я снова очутился в нашей столовой на сундуке. А дед Гурген опять стал фотографией. Я еле оторвал взгляд от рамки и посмотрел на сидящих за столом.
Отец. Какой он худой... Опершись локтями о стол, курит "Аврору". Дым пускает через ноздри прямой струйкой.
Отец явно чем-то расстроен.
Мама. Она так сидит за столом, что вроде и нет ее тут.
Руки лежат на коленях. Взгляд c тревогой мечется от Рубена к отцу. Мне ее
Но больше жалко Рубена, сидит, сжавшись в комочек, и боится слова лишнего сказать. И вдруг он сказал, обращаясь к отцу: - Ну, что ты сердишься?
В первый раз я слышал, что он перечит отцу. Но после этих слов он еще больше сжался. И сам, наверно, удивляется своей непочтительности.
Ну, думаю, что сейчас будет! И чем все это может кончиться?
Отец поискал взглядом пепельницу - сигарету загасить.
Рубен с готовностью поднес ему алюминиевую пепельницу с вычеканенными на ней морем и парусником. Это отец в позапрошлом году привез сувенир пз Ялты. Целых пятнадцать дней он тогда отдыхал в Крыму.
Отец закурил новую сигарету и с обидой в голосе глуховато проговорил:
– Еще и не сердиться? Хотя, в общем-то, сердись не сердись, что толку. Ты же внук Гургена Пахлеванянца, как захочешь, так и поступишь...
– Ну что плохого я делаю, отец?
– сказал Рубен, приободренный успокоенным тоном отца.-Не будем же мы навечно привязанными к этому месту?
– Не то ты говоришь!
– вскипел отец.-А как же не быть к нему привязанным! Здесь жили твои деды, здесь живут твои мать и отец. Что ты потерял в городе? Боишься, девушки здесь не найдешь?
– Отец!
– Что - отец? Если твоей девушке из города нужен ты, а не город, пусть сама сюда приедет. Захотите - поживете с нами. Надстроим еще один этаж. Не захотите - построим вам новый дом. Будете жить отдельно.
– Она-то с радостью приедет,- сказал Рубен.-Да я этого не хочу.
– Что с тобой, сынок, ты не в этом селе, не в этом доме родился?
– Ну и что ж...
– А вот то! Здесь тоже люди дужны. Что ты будешь в городе -делать? Обихаживать деревья на улице Абовяна или траву в саду Комитаса? Думаешь, город ждет тебя не дождется? Или мало людей в город подалось? Их и так там много. Посмотришь, жалко делается. Вместо того чтобы ногами ходить, ездят в трамваях, в автобусах, а иногда даже на такси... Молоко и яйца в магазине покупают... Ну, что ты в рот воды набрала?
– обернулся он к матери.
– Скажи хоть слово. Не видишь, рехнулся парень?
Мать тревожно взглянула на отца, потом на Рубена и молча прикрыла ладонью глаза. Наверно, прослезилась.
Брат, заметно растерявшись, посмотрел на часы. Мысленно он уже спешил на поезд.
– Я очень часто буду приезжать,- пообещал Рубен.
– Каждую неделю.
Отец горько улыбнулся и хотел что-то сказать, но вдруг закашлялся. Я испугался: не задохнулся бы. Глаза его заволокло
Я сбегал за водой. Подал ему кружку. Он выпил и встал со стула.
– Нечего сказать, достойный пример ребенку подаешь, - сказал он. Ребенок - это я...
"Аршак Пахлеванянц, ты хороший отец, э... Если сын не перегонит отца, что это за сын?.. Вот если бы Пахлеван мог видеть, чего достигли его потомки, глазам бы не поверил. За твое здоровье, сосед! Будь здоров. Для всех нас будь примером. С добром и младшенького своего тоже выведи в люди!" - повторяли наши соседи-старики один древнее другого, сидя воскресными вечерами у нас в доме вокруг стола и за дымящимся шашлыком и провозглашая тосты за моего отца.
– Хоть за руки, за ноги привяжи - все равно уйдет, - сказал отец.-Напрасно уговаривать. Эх, парень, ведь скучать будешь, очень будешь скучать по дому, по воде нашей... Э, да ладно, Амас, грядки залило, посмотреть надо...
Отец надел резиновые сапоги и, уже выходя, снова хлопнул себя по лбу и проговорил:
– Э-ах! И кто надоумил меня послать его в город?
Но вот дверь тихонько скрипнула на петлях и щелкнул язычок щеколды. Мать вскочила. Ее будто подменили.
Тут же на столе появилась миска с мацуном, сыр, лаваш.
– Ешь,-сказала она брату, а сама еще раз проверила его чемодан, не забыл ли чего-нибудь.-Хорошо смотри за собой.
Это она уже пять лет подряд советовала брату.
– Ага, - как всегда, пообещал Рубен.
– На отца не обижайся. Старый человек, что с него взять.
– Хорошо, - согласился Рубен.
– Хоть раз в неделю напишешь, и на том благодарение богу.
– Буду писать.
– О стиральной машине я уж не говорю. Обязательно купишь, самого нового образца. Старую продам.
– Хорошо.
Брат поел, отставил тарелку и посмотрел на часы.
– Ну, пойду,- сказал он.-Пока доберусь до вокзала, поезд приедет.
– Проводить?
– предложил я.
Вокзал находился в двух километрах от Лусашена. А мне очень хотелось поговорить с Рубеном о его городской невесте.
– Не надо,- отказался Рубен,- пойду один.
Он приподнял, как бы взвесил, чемодан. Хотел, видно, сказать маме, зачем она столько всего наложила в него.
Но смолчал.
На балконе он приостановился и крикнул:
– Отец, до свидания. Я поехал.
Из дальнего конца двора, оттуда, где рос картофель, отец что-то сказал в ответ, но мы не расслышали.
Журчала вода в огороде. Где-то лаяли собаки. Рубен пошел к воротам. Вслед за ним и мы тоже вышли на улицу и молча проводили его до речки.
Еще не доходя до речки, у одного из домов вдруг появилась старушка Мармар-азл.
– Амас, Рубена провожаешь?
– спросила она.
– Мармар-ази, и когда ты спишь, ночь ведь скоро?
– вместо мамы ответил Рубен.