До свидания, Натанаел !
Шрифт:
– Я думаю, она к библиотеке никакого отношения не имеет. Наверное, случайно оказалась в сундуке.
– Но Нату я обязательно покажу,- решила Нвард.
– Как знаешь. Только ты пока немножечко поноси ее, ладно?
Нвард улыбнулась.
– Если, ты этого очень хочешь, пусть так и будет.
Дверь в комнату осторожно открылась. Я был уверен, что это брат, и крикнул: - Рубен?
Это действительно был он.
– Не помешаю?
– Что вы,- запротестовала Нвард.
– Я, наверное,
Рубен подошел, погладил Нвард по волосам, от которых всегда очень приятно пахло, и улыбнулся.
– Хорошая у вас дружба,- сказал он.- Завидую вам.
– Я пришла на минутку, нам с Тиграном надо к ребятам... Можно, он пойдет со мной?
– Конечно,- сказал Рубен.
– А у вас друга нет?
– поинтересовалась Нвард.
– Наверное, есть,-улыбнулся Рубен.-Трудно сказать... В этом вопросе люди иногда ошибаются.
– Вы тоже?
– спросила Нвард.
– Я тоже... И довольно часто. Трудно это...
– Дружить?
– спросил я.
– Нет, сохранить дружбу,- сказал Рубен.- Сделать так, чтобы ваша дружба никогда не иссякла, как бы ни сложилась жизнь,- это очень важно. Если даже жизнь разведет в разные концы света, очень важно иметь уверенность, что есть хоть один такой человек, очень близкий и преданный, который помнит тебя и придет тотчас, только позови его, придет и будет опорой... А все остальное пустое.
– Рубен грустно улыбнулся.- Пустое!
– повторил он.Любовь, родственность... Все это хорошо. Но самое главное - дружба. Та теплота, которая через тысячи километров доходит до человека.
Нвард и я удивленно смотрели на брата.
– Вы торопитесь, идите,- предложил Рубен.- Я с удовольствием поговорил бы с вами, но и это мне не поможет. Хотя чуточку снимет грусть...
Мы молчали. Я очень хотел что-то сказать. Но никак не находил слова, которые, я чувствовал, необходимы брату.
– Пойдем,- вполголоса предложила Нвард.
Рубен, улыбаясь, подтолкнул нас обоих к двери... На улице, сразу очнувшись, я спросил:
– А куда, мы идем?
– Красиво как,- словно не расслышав меня, сказала Нвард, играя цепочкой. Потом добавила: - Идем в больницу.
– В больницу?
– удивился я.
Мы свернули влево, и посреди улицы я увидел Рыжего Давида и Леонардо Серобо. Можете себе представить, что сделалось со мной при виде их!
– Давно ждете?
– спросила Нвард.
– Не очень, - пожал плечами Леонардо Серобо.
– Нет, - сказал Рыжий Давид.-Мы только подошли.
– А цветы?
– спросила Нвард.
– Забыли?
– Не забыли,- нараспев проговoрил Леонардо Серобо и вытащил из-под рубахи букетик полевых цветов.
Нвард осмотрела букет и одобрительно кивнула головой.
Не дойдя до конца улицы, мы свернули в
Вслед за Нвард мы смело вошли в приемную. Там нам показали окно, где дают пропуска. И вот, все в белых халатах, мы поднялись на второй этаж.
– "Хирургическое отделение",- прочитал я у двери.
Пол в длинном коридоре блестит. На стенах несколько картин в больших рамах. Две из них - пейзажи, на третьей нарисован кувшин с цветами, а напротив кувшина изображен человек в темном костюме, уставившийся в одну точку, под мышкой у него рулон ватмана и рейсшина.
У одной из дверей Нвард остановилась.
– Решайте,- сказала она,- кто войдет первым.
– Каро разве здесь?
– с волнением спросил Рыжий Давид.
– Здесь, - ответила Нвард.-Ну, так кто идет? Ты, Тигран?
Рыжий Давид потянулся к ручке двери. Ему не терпелось, очень хотелось посмотреть, как пират выглядит после операции.
– Подожди. Сперва пусть войдет Тигран,- сказала Нвард.
– Я?
– Потом Сероб,.- не ответив мне, предложила Нвард.
– Цветы поставишь в вазу. Долго сидеть нельзя. Папа сказал, что больного на второй день после операции вообще-то нельзя беспокоить. Но все же разрешил.
– Знакомство - дело полезное, - хмыкнул Сероб.
– А o чем с ним можно говорить?
– спросил Рыжий Давид.
– Обо всем... Только смешить нельзя. Швы разорвутся... Входи, Тигран..
Я растерянно посмотрел на них. Очень глупое у меня положение. Но делать нечего, я осторожно толкнул дверь.
В палате было светлее, чем в коридоре. Здесь стояло четыре кровати. Две свободные. Слева от двери лежал Иезуит Каро, а под самым окном - Акоп, из соседнего квартала.
Я его сразу узнал по длинным ногам, которые вылезли из кровати,- он был самым высоким человеком Лусашена.
Я остановился в нерешительности.
Иезуит Каро повернул голову в мою сторону. Бедняга сначала не понял, что происходит, но потом глаза его, может, от удивления, а может, и от страха как-то округлились, и выражение лица сделалось глупым-преглупым. Но это только на минутку. Иезуит беспомощно огляделся, но, увидев входящих вслед за мной Леонардо Серобо, Нвард и Рыжего Давида, успокоился: понял, что жизни его ничего не угрожает, и даже улыбнулся.
Леонардо Серобо подошел к тумбочке, на которой стояла вазочка, поставил в нее цветы и робко проговорил: