До встречи в раю
Шрифт:
— Ты что, дурачок! Не тот случай. У меня ж государство!
— Мое дело предложить, — заметил Пиросмани и нехорошо ухмыльнулся.
Он тут же улетучился, как капля с горячей кочерги. Спички он уже раздобыл — значит, все было замечательно. Петя даже составил маленький план, на котором полковой склад горючего значился под номером первым. Вторым номером шла казарма, где Иерарх устроил свою резиденцию, ну а под третьим номером было все остальное.
Петя пошел в парк, чтобы запалить складской бензин, но там невежливые зэки дали ему пинка и прогнали. Они
Но хладнокровный Пиросмани не стал плакать горючими слезами — временные неудачи давно закалили его. Сколько раз его лупили смертным боем, а ему хоть бы хны, отлеживался, отыскивал запасной коробок спичек и поджигал очередной народно-хозяйственный объект. Вот и сейчас он достал в кустиках припасенную бутылочку бензинчика и прошел в казарму, где расплескал содержимое по деревянному полу. Сухая древесина жадно впитала невкусную жидкость, и маньяк поторопился поднести огонь. Он любовался им до тех пор, пока языки пламени не потянулись к рукам, их породившим, потом созидатель огня воровато выскочил на улицу и, оглядываясь, засеменил к пролому в заборе. Там его ждала еще одна бутылочка.
— Ах, как хорошо пылает древесина! — шептал он с детским восхищением.
Автандил пытался мобилизовать людей на тушение пожара, но дурных не было. Даже бывшие депутаты и гвардейцы, полюбовавшись пламенем, исчезали.
— Олухи, там государственная казна! Мы останемся без денег! — потрясал кулаками Автандил Первый. И он не врал. Зеленые американские деньги Верховный Иерарх прятал под гнилой половицей в мятом целлофановом пакете…
Оставалось надеяться, что пожар пощадит ни в чем не повинные бумажки. Но уж слишком яростно полыхало пламя…
А Пиросмани уже облюбовал солдатскую столовую.
Арестанты за двести пятьдесят долларов наполнили бензовоз.
Майор Штукин с оставшимися офицерами пытались потушить казарму, но не хватало воды. Потом они бросились к полыхнувшей столовой. На них тоже никто не обращал внимания.
Костя в забытьи лежал на кровати в кабинете командира. Ему наспех перебинтовали кисти, пятна крови проступили, и казалось, что вместо рук у доктора японские флажки…
Вулдырь тоже психовал, чутье подсказывало ему, что скоро их накроют и полк захлопнется как мышеловка.
Он торопливо открыл дверь склада, схватил за руку томившуюся там Ольгу, поволок ее за собой.
Один из офицеров, Коростылев, заметил их, бросился наперерез. Вулдырь прикрылся ею, как щитом, заорал:
— Назад, или я ей кишки выпущу!
Капитан в нерешительности остановился. А Ольгу тут же затащили в грузовую машину и бросили на гору автоматов, лежащих в кузове.
— Вперед, в парк, нам нужен БТР! — скомандовал Вулдырь. Он уже был в кузове.
Но перед воротами парка их встретил танк — бабушки-сосиски давно уползли. Его ствол аккуратно переместился и замер, уставившись прямо в переносицу Вулдырю.
— Девку… давай…
Ольгу приподняли, показали танкистам.
— Назад, гони! — стал приходить в себя Вулдырь.
Зэки не знали и пока не слышали, как подходила бронеколонна Лаврентьева, спешно снятая с границы. В дивизии торопливому и не вполне ясному сообщению Ольги сначала не придали значения: в столице начались волнения, своих забот хватало. А потом пропала связь, и слухи поползли одни противоречивее другого. Известие о том, что полк захватили душевнобольные, воспринималось как дурной анекдот.
Выехали на четырех бронетранспортерах и двух танках, сразу развили предельную скорость. Встречные машины шарахались в сторону, съезжали в кювет при виде темных прямоугольных монстров, несущихся по середине дороги. Танки отстали. Они получили свою задачу — замаскироваться и блокировать две дороги, ведущие к границе.
Лаврентьеву рисовались страшные картины, и в принципе он был недалек от истины в своем воображении. Он мысленно смирился, что его с треском снимут — не Чемоданов же погорит! Как командир, он понимал, что враги могут выкатить его же танки на прямую наводку и расстрелять три БТРа еще на подходе к полку. Он не знал, как завяжется бой и что он предпримет в первую минуту, какие ждут потери… Но самым страшным было иное: он не знал, что с Ольгой, жива ли она, ранена ли, он сердцем чувствовал, что ей нужна помощь.
Они столкнулись у главных ворот. Видно, провидение, ангел-хранитель Евгения задержал бандитов. Боксер уже отодвигал в сторону створку ворот, чтобы грузовая машина могла проехать. Он так и застыл, неожиданно увидев бронетранспортер. В следующее мгновение Боксер пулей залетел в кузов, и начался переполох. Вулдырь заорал:
— Девку, девку показывай!
Все залегли, не рискуя попасть под пули.
Ольга выглянула из-под брезента. Увидев на бронетранспортере Лаврентьева, она не смогла выдавить ни слова, обреченно махнула рукой и тихо заплакала.
— Оленька, родная, ты жива… — У Лаврентьева перехватило горло, он не подумал даже, что его могут подстрелить, как глухаря на ветке, главное, что он увидел ее, целую, невредимую, предательски брошенную им, смертельно измученную… — Оленька, все будет хорошо, все хорошо… — И, уже справившись с голосом, громыхнул: — Эй, кто там главный? Немедленно отпустите ее!
— Уйди с дороги, военный, а потом получишь свою биксу! — выкрикнул в ответ Вулдырь. — Командир, ты поедешь впереди, будешь делать нам «зеленый свет». А потом посмотрим! — крикнул Вулдырь.
В это время со стороны парка подъехал танк и остановился за грузовиком. Бандиты запаниковали, Вулдырь замахал руками:
— Эй, военный, скажи этому железному, чтобы на понт не брал!
Лаврентьев встал на броню, махнул рукой и крикнул:
— Осади!
Танк взревел, выпустив клуб едкого дыма, отполз в конец аллеи и снова замер.
— Как звать тебя хоть, покажись! — решил продолжить переговоры Лаврентьев.
Вулдырь, поколебавшись — деваться было некуда, — выглянул из-за брезента: