До встречи в раю
Шрифт:
— Офицеры интересуются… Командир полка просил передать, что ему нездоровится и он не придет.
— Хорошо, — кивнул Чемоданов и снова заговорил.
Но офицеры по одному, по двое стали расходиться. Гремели стулья, табуретки, сдвинутые столы покачивались. Все происходило в полном безмолвии, если не считать вздрагивающего генеральского голоса.
— Что происходит? Что за неуважение? — наконец не выдержал Чемоданов. Губы его тряслись от бешенства.
Из офицеров полка за столом остался только Штукин.
— Поступил сигнал: шалят
Десантники переглянулись, и комбат, состроив серьезную мину, попросил разрешения убыть на вечернюю поверку.
— Идите, — мрачно отреагировал Чемоданов. — В ноль часов — на совещание!
В компании работников исправительного учреждения он принялся за плов. Единственный солдат полка уже все съел и только хотел улизнуть, как генерал поручил ему принести из столовой чаю. Чемоданаев выскользнул из-за стола и исчез в темноте. Он что-то бубнил недовольно, и если б московский гость знал местный язык, то узнал бы, что бравый воин даже командиру полка не носил чай, а всяким ханыгам, с которыми никто не хочет сидеть за одним столом, и подавно.
Ольга долго стучала в дверь лаврентьевской квартиры, прислушивалась, но вокруг по-прежнему стояла нездоровая тишина. Она спустилась вниз и посмотрела на его окна. Одно из них светилось желтым тревожным пятном. Ей стало не по себе.
— Женя, Лаврентьев! — крикнула Ольга и не узнала своего голоса. Она даже не подумала, что это весьма странно — кричать под окном, если тебе не открывают. — Что же делать, что же делать? — бормотала она, заламывая руки. — Надо звать офицеров. Врача…
Она вспомнила о перевязанных Костиных руках и застонала. Тем не менее через несколько минут она уже была в санчасти. Костя лежал поверх одеяла и смотрел куда-то в потолок.
— Костя, беда! С Женей что-то случилось!
Костя схватил медицинскую сумку, выскочил на улицу. Ольга мелкой дробью застучала вслед за ним.
Свет в комнате по-прежнему горел тревожным маяком.
— Отойди! — приказал Костя и, разбежавшись, ударил плечом. Что-то хрустнуло, и дверь отлетела в сторону. Замки в этом доме после многих воровских «чисток» держались чисто условно.
Они вбежали в квартиру. Командир плашмя лежал на полу, будто случайно споткнулся, упал и сейчас встанет, поругивая свою неуклюжесть.
Костя быстро наклонился над Лаврентьевым, перевернул его на спину. Глаза полковника были полузакрыты, лицо желто-зеленое.
— Что с ним? — еле слышно пролепетала Ольга. Она чувствовала, что сама вот-вот лишится чувств. Но тут же взяла себя в руки. — Что надо делать, говори!
— Не шуми… Расстегни ему куртку!
Он прижался ухом к груди лежащего.
— Пульс еле пробивается… Возьми сумку, открой, вытащи шприц-тюбик, сними колпачок, коли вот сюда. — Он показал место на руке Лаврентьева. — Смелее! Вот так… Теперь я буду делать массаж и восстанавливать дыхание, а ты беги к Штукину. Срочно
— Так что же с ним? — простонала Ольга.
— Инфаркт… Укатали сивку…
Юра принес новость, от которой Сирегина душа похолодела, сжалась до размеров заячьего сердечка.
— Какая-то баба спьяну болтанула, что любовница Кара-Огая не сгорела, а сбежала, а перед этим ловко подстроила пожар… И теперь эти слухи ползут по городу!
Сирега заметался, ему тут же стало казаться, что боевики, прохлаждающиеся во дворе, давно бросают на него подозрительные взгляды и ждут последней команды, чтобы навалиться и заломить за спину руки.
— Все, мне кранты! — шептал он зелеными губами. — Зойка, сволочь, по пьяни трепанула. Теперь меня…
Он стал почем зря клясть свою возлюбленную Люську, устроившуюся лучше всех, ее подругу Зойку, которая не иначе как со зла пустила слух по городу.
— Ничего, — бормотал запальчиво Сирега, — Кара-Огай вывернет тебя наизнанку!.. Надо бежать!
Он нервно оглянулся на боевиков, но те продолжали зашибать в нарды и не обращали на мечущегося коллегу никакого внимания. И тогда он тихо пошел к выходу.
— Сирега, ты куда? — услышал он за спиной голос Джеги.
Пот обильно выступил на лбу, груди, спине Сиреги.
— Да так, схожу тут, рядом, — выдавил он, медленно повернувшись.
Джеги лежал на траве и мусолил сигарету.
— А то бы сыграл с нами.
— Попозже…
Сирега понимал, что соваться без связей, знакомств в столицу — безумие. Всесильная контрразведка Кара-Огая отыщет его в два счета. Бежать на север, в Россию, тоже рискованно. Как преступника-поджигателя его будут ловить всей сворой, запустят и милицию. Ох, и позлорадствует Агиров!
Сирега получил у дежурного автомат, и они вышли на улицу. Он решил прорываться в столицу, а оттуда на север, через две границы, в Россию.
— Сирега, тебя к Кара-Огаю, срочно! — Голос обжег, как удар хлыста.
Он медленно повернулся, ожидая увидеть направленный на него ствол. Но нет, пронесло. Раскормленный дежурный смотрит глазами-щелками. «Знает или нет? Почему медлит?» — думал Сирега.
— Ты понял? Срочно! — повторил дежурный. — Автомат оставь у меня.
Это была новая инструкция: к Лидеру входить без оружия.
— Понял, — выдохнул Сирега. — Сейчас иду.
Дежурный обронил ключи, они со звоном упали, он, качнувшись, наклонился, поднял их и исчез за дверями.
Сирега побледнел.
— Все, рву когти! Огородами — и к Котовскому! Пока, Юрка! И сам лучше схоронись в полку.
Он порывисто обнял друга, задев его руку стволом автомата, торопливо сел в машину, которую ему недавно вернули.
— Где тебя искать? — крикнул напоследок из окна.
— Не знаю! — развел руками Юрка. Ему до слез было жаль расставаться с другом. И он чувствовал — навсегда.