До встречи в раю
Шрифт:
А Сирега на бешеной скорости уже мчался по улицам города, с которым были связаны самые яркие и самые черные воспоминания его жизни.
Решение возникло внезапно: ехать не в столицу, где его уже наверняка ждали, а в противоположную сторону — на юг, к фундикам. Это был единственный шанс спастись. Они примут, потому что Кара-Огай сегодня же объявит его личным врагом.
Встречные прохожие, знакомые боевики с удивлением и опаской глядели вслед несущейся, как смерч, машине, и не дорога пролетала под колесами — сама судьба летела навстречу, дикая, неведомая,
А Юрка опять остался одинок.
Бегство Сиреги вызвало большой переполох. Его ловили на всех дорогах, ведущих к столице и на север. И когда все поняли, было уже поздно.
Юра с ужасом представлял, как привезут его друга, избитого, окровавленного, со связанными за спиной руками, и молил бога, чтобы дал ему шанс спастись. Прошли сутки, другие… На третьи о Сиреге почти и не вспоминали. Вспомнили о Юрке, схватили за шиворот и поволокли к Кара-Огаю. Но, видно, у него был такой жалкий и несчастный вид, что Лидер, махнув рукой охранникам — «свободны», — усмехнулся.
— Где прячется твой дружок? — спросил он.
— Уехал из города, — тихо ответил Юрка.
— Куда?
— Не знаю… Но если бы и знал, все равно не сказал бы.
— Вот как?
Лидер встал из-за стола, подошел к съежившемуся пареньку, навис над ним глыбой, хоть и был пониже ростом.
— Глупая женщина мне все рассказала… Она рыдала и стояла на коленях, вымаливая у меня прощение за то, что укрывала другую — подлую и мерзкую тварь. Я ее простил, потому что единственной ее виной была верность дружбе. Люди, которые предают друзей, — самые последние негодяи. Когда я сидел в тюрьме, среди нас самым страшным преступлением было предательство. Таких мы убивали как крыс… Теперь скажи мне… — Лидер нахмурил брови, отвернулся к окну. — Ты знал, что сотворил твой дружок?
— Да, — уже спокойней ответил Юра. — Он мне все рассказал: как подбросили сгоревшее тело моей девушки, как поджигали… Я ему это до сих пор не простил. Я сказал, что за все подлое ему когда-нибудь придется отвечать.
— Ты правильно сказал, мальчуган… — Кара-Огай усмехнулся, покачал своей крупной головой. — Дай бог, чтоб так было всегда! Не предавай друзей, даже если они сами предают тебя… А на могиле мы поставим новую табличку — с именем твоей девушки. Все будет по-людски…
Юра вышел из кабинета ошеломленный, сердце болело и неровно стучало. Будто гигантский экспресс пронесся мимо него, обдал жаром, упругим ветром и умчался в свою сторону по гулким рельсам.
На пороге он столкнулся с Тарантулом — старым арестантским вождем. Он цепким взглядом скользнул по Юрчику, попытавшись догадаться, что делал этот юнец на ковре у Лидера Движения. Тарантул, в миру Сагиб, готовил почву в столице. В республике близились президентские выборы, и Кара-Огай надеялся победить. Но для этого надо было очень много денег. Сагиб, правая рука, хорошо поработал, встречался с теневиками, воротилами торговли, авторитетами кланов. Однако нужные люди мягко, но настойчиво интересовались гарантиями и будущими правами…
Обо всем этом Юрчику не дано
— Юрка! Юрочка!!!
Ее голос, родной, живой, настоящий, как брызги яркого света, тут же придал ему сил. В одно мгновение Маша вспорхнула и перелетела от мрачной машины прямо к нему в объятия.
— Машенька, это ты? Тебя бог послал или я сошел с ума? Ты не умерла?
— Я живая, живая, живая!
— Почему ты ушла?
— Я не ушла, так получилось. Тогда, на пожаре, я плохо соображала. А потом я нашла своего отца. Он сейчас там, у Лидера.
— Где ты была все это время, Машенька?
Только сейчас он внимательно разглядел свою девушку. На ней было изящное платье из белого бархата, кольца, серьги с бриллиантами украшали ее прозрачную кожу. И Юрка понял, что его любовь, его Маша все это время жила в ином измерении. Он почувствовал, что она стала чужой, хотя и еще прекрасней. Ему стало стыдно за свои обноски и даже за ту юбчонку и блузочку, которые он ей дарил…
— Меня увезли в столицу, показывали врачам. Отец не хотел отпускать меня. А про тебя мне сказали, что ты куда-то уехал.
— Так ты сидела взаперти?
— Нет, но я все время была с двумя женщинами. Они обслуживали меня. Отец не хотел, чтобы я уходила из дома, боялся потерять меня. У него была такая страшная жизнь. И он так любит меня…
— Я тоже тебя люблю, — пролепетал Юра. Кровь хлынула ему в лицо, он почувствовал, что опять слабеет.
— И я тебя, Юрочка. Только я боюсь, что отец не разрешит… Он хочет отправить меня учиться за границу — в Сорбонну или Оксфорд, нанял мне учителей. Но это так скучно. Я все время одна… Почему ты меня не искал? — вдруг сердито спросила она.
Юра опешил:
— Я думал, ты сгорела…
— Сгорела? Какая чушь! Почему я должна была сгореть как полено?
Он с горечью отметил, что в ее речи появились новые слова и резанувший слух незнакомый властный тон.
— Но ведь был пожар, а ты пропала…
— Да, конечно, прости, я совсем забыла… — виновато согласилась Маша и опустила глаза, сразу превратившись в ту самую девушку, которую он знал и которую, кажется, вновь потерял…
— Ты стала другой. Ты ли это, Маша?
— Не спрашивай так, не говори так!
Ее лучистый взгляд задержался на его руках.
— Я хочу, чтобы ты меня обнял, как тогда. Но не надо… Сейчас не надо. — Она покраснела. — Я боюсь, выйдет мой отец, он убьет тебя… Он сказал, что открутит голову любому, кто прикоснется ко мне… Он спас меня от этих гадких боевиков. Отец чуть их не расстрелял… Он сказал, что ночевать мы будем здесь. Всего одну ночь, а завтра уезжаем. Это в двухэтажном доме недалеко от парка с каруселью. Там рядом арча, слышишь? Я буду ждать тебя, а сейчас уходи!