До второго потопа

Дивеевский Дмитрий

В закрытых клубах всегда понимали, что Рузвельт, будучи голландцем по крови, далек от идей сионизма и рассматривает их в лучшем случае через призму своей прагматичности. Между тем ситуация в мире складывалась наилучшим образом для возрождения Израиля. Вторая мировая война катком прошлась по европейскому еврейству, разрушив сотни тысяч семей и оставив миллионы людей без крова. Это была масса, готовая последовать призыву сионистов, и устремиться за новым счастьем на землю обетованную. Вооруженные отряды сионистов довели английские власти в Палестине до точки кипения. Террор против арабов и британцев, имевших мандат на управление, достиг такой силы, что Лондон готов была отказаться от этой обузы. Крупнейшие американские финансисты приготовили огромные средства на переселение и обустройство мигрантов. Нужно было решение только что образованной Организации Объединенных Наций, в которой Америка играла одну из главных ролей. Но без согласия американского президента такого решения состояться не могло. А у Франклина Рузвельта вдруг появились сомнения. Он, конечно, знал, что арабы выступают против возрождения Израиля, но

его сомнения многократно укрепились после личных встреч с руководителями арабских стран.

Сразу после Ялтинской конференции американская делегация во главе с Рузвельтом вылетела в Египет, где ее ожидали встречи с руководителями трех крупнейших государств региона. На борту тяжелого крейсера «Куинси» президент в течение 12, 13 и 14 февраля 1945 года принял трех лидеров ближневосточных государств: египетского короля Фарука, императора Эфиопии Хайле Селассие и короля Саудовской Аравии Ибн-Сауда. Но этот простодушный с виду король оказался искушенным политиком и человеком несгибаемой воли, беседа с которым, по собственному признанию Рузвельта, доставила ему «наименьшее удовлетворение».

Началось с того, что президент собирался убедить Ибн-Сауда дать согласие на переселение нескольких десятков тысяч изгнанных с насиженных мест европейских евреев на территорию Палестины. На это предложение Ибн-Сауд ответил категорическим «нет»! В Палестине, заявил он, «уже есть вооруженная до зубов палестинская армия из евреев, не собирающаяся воевать с немцами, но явно нацеленная на арабов». В ходе дальнейших переговоров король будто бы сказал президенту: «Мы, арабы, уже две тысячи лет знаем о евреях то, о чем вы стали догадываться только после двух мировых войн». Рузвельт был поражен сообщенными ему сведениями. По его словам, на встрече с Ибн-Саудом он узнал о Палестине больше, чем за всю прежнюю жизнь. И сделал заявление, которое сыграло роковую роль в его жизни: он обещал Ибн-Сауду, что как президент Соединенных Штатов не предпримет никаких действий, враждебных арабскому народу.

Первым впал в панику помощник президента Гарри Гопкинс. Этот человек, рекомендованный Рузвельту крупным американским сионистом Бернардом Барухом, десять лет верой и правдой служил президенту, исполняя его самые деликатные поручения. Залогом этой верной службы было то, что Рузвельт, как говорил Гопкинс, «полностью обязался – официально, частным порядком и по собственному убеждению – содействовать сионизму». Можно представить себе шок, поразивший Гопкинса, когда он услышал, какое обещание дал президент Ибн-Сауду! Покинув переговоры, он заперся в своей каюте на крейсере и через три дня сошел в Алжире, через третье лицо известив президента, что доберется до Америки другим путем. После этого он, бывший прежде тенью президента, полностью порвал с ним и никогда больше не встретился до самой его смерти! Но Рузвельт как будто утратил чувство опасности и пошел навстречу своей гибели. 28 марта Ибн-Сауд прислал ему письмо, подтверждающее его предостережения об опасных последствиях, которые станут неотвратимыми, если США поддержат сионистов. 5 апреля Рузвельт направил Ибн-Сауду ответное послание, в котором подписал себе смертный приговор. В нем он обещал: «В качестве главы Американского правительства я не предприму никаких действий, которые могли бы оказаться враждебными по отношению к арабскому народу».

Через неделю его уже не было в живых…

Смерть, настигшая Рузвельта в его имении Уорм-Спрингс в штате Джорджия, куда его сопровождал Генри Моргентау, была совершенно неожиданной. В свидетельстве о смерти, подписанном неким доктором медицины Брюнном из военно-морского госпиталя Бетезда, значится, что причиной смерти было «кровоизлияние в мозг», как следствие «артериосклероза». Американские законы, как федеральные, так и отдельных штатов, предписывают вскрытие трупов в случае неожиданной смерти, в особенности, если дело идет о должностных лицах, не говоря уже о президентах. Кроме того, по американской традиции, тела скончавшихся президентов выставляются в открытом гробу для прощания с ними. По смерти Рузвельта не последовало ни вскрытия, ни выставления тела. Труп президента был перевезен в запечатанном гробу в другое имение Рузвельта, Гайд-парк в штате Нью-Йорк, где он был похоронен. Гроб сопровождался вооруженными солдатами, получившими приказ стрелять во всякого, кто попытается открыть гроб. После похорон могила в Гайд-парке охранялась день и ночь в течение нескольких месяцев вооруженной стражей явно с целью воспрепятствовать возможной эксгумации. Диагноз об артериосклерозе, и якобы вызванном им ударе, опровергается показанием личного врача президента, прикомандированного к нему морским министерством, вице-адмирала д-ра Мак-Интайра, не сопровождавшего Рузвельта в Уорм-Спрингс. Регулярные осмотры президента никаких признаков склероза мозговых артерий не показали, главной заботой врача было состояние сердца… Причины недопущения президентским окружением вскрытия и выставления тела согласно Джозефсону не подлежат сомнениям: по свидетельству священника, находившегося в Уорм-Спрингс, президент был убит пулей в затылок, по-видимому, разрывной, обезобразившей по выходе из черепа все лицо. Жена президента Элеонора Рузвельт объясняла отмену выставления тела тем, что это якобы «не было в обычае семьи Рузвельтов». Не говоря о том, что президент страны не подлежит «семейным обычаям», это не соответствует действительности: тело матери президента Сары Делано Рузвельт было, например, по распоряжению сына, выставлено для прощания. Забыв об этом заявлении, м-м Рузвельт опровергла сама себя в журнале «Saturday Evening Post» от 8 февраля 1958 года, написав, что на следующий день после погребения в Гайд-парке ее сын Джимми обнаружил в сейфе личные указания президента на случай его смерти, в которых было оговорено, чтобы его тело

было выставлено в Капитолии в Вашингтоне. Как она пишет, «странным образом» все остальные посмертные распоряжения президента, кроме этого, были выполнены дословно… Элеонора Рузвельт, ненавидевшая мужа за многолетний роман с Люси Мерсер, была одной из главных пособниц окружения президента, управлявшего страной за его спиной от его имени.

Парадоксально, но факт: в похоронном поезде, вышедшем из Гайд-парка после погребения шефа, пировали его бывшие соратники. «Алкоголь лился рекой в каждом купе и каждом салоне, – писал главный корреспондент при Белом доме М. Смит. – Занавески на окнах были спущены, и снаружи поезд выглядел как любой другой, везущий траурных гостей домой. Но за этими занавесками рузвельтовские подручные развлекались полным ходом… Официанты носились по коридорам с подносами расплескивающихся бокалов. Не будучи знакомым с публикой в салонах, можно было бы принять ее за возвращающихся домой болельщиков с футбольного матча».

Когда Данила закрыл последнюю страницу собранных им документов, его душа напряженно сжалась. Он словно кожей почувствовал, насколько опасно вступать в открытое единоборство с американцами. Да, они не дрогнут, когда настанет час ядерной бомбардировки Ирана. Но это большая политика. Они не дрогнут и в том случае, если он, полковник СВР Булай станет для них серьезной помехой.

63

Конец крысиного гнезда

С приходом апреля Адольф почувствовал просветление. Он стал просыпаться в повышенном состоянии духа всегда с одной и той же мыслью: «ничего еще не кончено, мальчик, ничего еще не кончено. Сила небесная на твоей стороне. Надо все перестраивать….» Он поверил, что Черный ангел взялся за дело, и готовит врагу сокрушительное поражение. Ему казалось, что в мире назревает что-то очень важное, что – то поворотное для Германии и для него лично. В глазах его появился блеск, дрожь в руках умерилась, из голоса исчезла истеричность.

Адольф уже понимал, что Берлин не удержать, но ведь у немецкого народа есть горная твердыня, в которой оборонялся Фридрих Барбаросса – его любимый Оберзальцберг. Там крутые горы, отвесны стены, бездонные пропасти – там можно организовать оборону на долгие десятилетия. Можно создать неприступную крепость нибелунгов.

Адольф распорядился отправить на юг все министерства и собрался вылететь туда к 20 апреля – чтобы отпраздновать там свой день рождения. Большинство министерств уже переехали на юг вместе с переполненными грузовиками и охваченными паникой чиновниками. Затем он отправил в Берхтесгаден большую часть домашней прислуги для подготовки к его приезду расположенную в горах виллу Бергхоф.

Но катастрофа приближалась гораздо быстрее, чем он рассчитывал. Американцы и русские стремительно продвигались к месту встречи на Эльбе. Они уже встретились в Линце, родном городе Гитлера. Нюрнберг был осажден, а части американской 7-й армии обошли его и двинулись на Мюнхен – родину нацистского движения. В Берлине послышались раскаты русской тяжелой артиллерии. Путь в «гнездо нибелунгов» был отрезан.

Недолгая бодрость покинула Адольфа. Снова стала неудержимо трястись голова. Левая рука не слушалась и висела плетью. Он с трудом передвигался, словно был столетним стариком. При взгляде на себя в зеркало Адольф видел человека с оцепеневшими, лихорадочно блестевшими глазами. Все чаще у него случалось недержание мочевого пузыря. Приближенные старались не смотреть на его мокрые брюки и отворачивали нос от его зловонного запаха. Адольф кое-что понимал в нервных недугах и ждал, что вслед за депрессией наступит оживление. Так и случилось в день его рождения. 20 апреля он был не так мрачен, как обычно. Он даже заявил своим генералам, что на подступах к Берлину русские потерпят самое жестокое поражение из всех, какие они терпели до сих пор. Но генералы почему – то не поверили ему и на военном совещании, состоявшемся после праздничной церемонии, стали убеждать его покинуть Берлин. "Через день или два, – объясняли они, – русские перережут последний на этом направлении коридор для отхода".

Но он верил Черному ангелу и оставил их просьбы без ответа.

Хотя пошел навстречу этим ослам, и согласился сформировать два отдельных командования на случай, если американцы и русские соединятся на Эльбе.

Ему было невыносимо тяжело отвечать одному за судьбу Германии. Все соратники его покидали. Даже самые близкие. Сначала дал деру Геринг, увозя с собой награбленное добро с целой колонной грузовиков.

Узнав об этом, Адольф впал в прострацию. Из него летели визг и слюни, конвульсии сотрясали тело. Придя в себя, он позвонил генералу войск СС Феликсу Штейнеру и приказал нанести контрудар по русским южнее пригорода Берлина. Штайнер должен был бросить в бой всех солдат, каких только можно обнаружить в Берлине и его окрестностях, в том числе и из наземных служб люфтваффе. В этот момент ему попался под руку генерал Коллер, командовавший остатками авиации. "Каждый командир, который уклонится от выполнения приказа и не бросит в бой свои войска, – кричал на него Адольф – поплатится жизнью в течение пяти часов. Вы лично головой отвечаете за то, чтобы все до последнего солдата были брошены в бой". Коллер исчез, а он стал нетерпеливо ждать результатов контрудара Штейнера. Но известий не поступало. Ожидание продолжилось на следующий день под грохот русской канонады. Адольф сидел на телефоне и пытался выяснить на различных КП, как развивается контрудар Штейнера. Но никто ничего не знал. Ни самолеты генерала Коллера, ни командиры наземных частей не видели никакого контрнаступления, хотя предположительно оно должно было начаться в двух-трех километрах к югу от столицы. Даже самого Штейнера невозможно было найти, не говоря о его армии. Наконец Адольфа озарило, что никаких частей Штайнера давно нет, и он напрасно ждет результатов. Снова начался припадок. Он бился в конвульсиях.