До второго потопа
Шрифт:
– Перечислю ему четверых подвербованных душегубов. По каждому расскажу отдельно и подробно.
– Не собьешься?
– С вами собьешься. Первый – Глущук Андрей, выходец с черниговщины. Состоял в банде Бадаева.
– Это не банда, а отряд милиции.
– Ну да, милиции. Занимался рэкетом, убил человек пять непокорных. Сейчас в Москве без дела. Чеченцы его к себе не берут, видно в чем-то не поладили. В чем – не говорит. У хохлов широкого подполья в Москве нет, а мелкие банды его не знают. Согласился на меня работать за копейки. Задания я ему пока не давал,
– Оружием владеет?
– Не хуже других.
– Следующий.
– Харлампиев Сергей Анатольевич, русский, москвич, выпускник МАДИ, работает автослесарем в мастерской.
– Чем хорош?
– Подрывник-любитель. На власть обозлен до предела. Хотел к русским фашистам записаться, но потом понял, что они – фуфло. Хочет бороться с оружием в руках.
– На теракт пойдет?
– Как чаю попьет.
– Более подробные данные на него помнишь? Адрес, место работы и так далее?
– Помню, помню…
– Ладно, я вижу, ты подготовился. Теперь ко второй части.
– Во второй части я потребую вознаграждения за мои усилия.
– Не путай Михаил. Вознаграждение полагается требовать в конце встречи.
– Ладно. Во второй части я скажу, что больше никого не нашел и никаких возможностей не вижу.
– Что скажет Сислей?
– Что может сказать Сислей? Скажет, ищи, а то глаз на жопу натяну.
– Кончай дурака валять.
– Предложит к отморозкам идти, чего же еще. А я, между прочим, служащий Думы, мне это западло.
– Он тебе предложит с бандитами поработать, от которых ты народным избранникам деньги таскаешь. Ты эту братву хорошо знаешь. Определишь, кто на что способен.
– Ох, полковник, трудно же мне с тобой. Все ты наперед видишь. Ну, скажем, сговоримся мы с Сислеем, что я ему наводочки на бандюков принесу. А дальше что? Он мне вербовать их прикажет. Их повербуешь… неизвестно, кто первый пульку схлопочет.
– Миша, не нагнетай страстей. Каким должен быть итог встречи?
– Итогом первой встречи должны стать обозначившиеся трудности в вербовке душегубов, и получение задания по их выявлению. При этом я должен «вспомнить», что у меня есть знакомый доцент, который скрипит зубами на власть и выражает нецензурные намерения. При этом он работает в закрытом ящике и получает гроши. И у него такие же коллеги.
– Что еще?
– Все.
– Фамилия доцента?
– Пикулев, Геннадий. Познакомились случайно в поезде. Я ехал в командировку и он тоже. В Саров.
– Телефон остался?
– А то.
– Хорошо. Технику для звукозаписи тебе не даем. На тот случай, если англичане бдительность проявят и тебя осмотрят. Потом на детекторе лжи тебя проверим.
– И это доверие к невидимому герою!
– Ты пока еще не герой, а отрабатываешь свои грехи. И мы очень хотим, чтобы ты больше не нагрешил. Хорошо?
– Кому хорошо…
– Миша, не вздумай дать деру. На той стороне тебя используют, как презерватив и выкинут. Ты там никому не нужен.
– Не учи ученого. Я этих конопатых лучше тебя знаю.
– А
– Обрыдли вы мне со своими страшилками. Я не раз через разрыв жопы проходил и ничего не боюсь. А коли сегодня с вами играю, значит это мне для души надо. Душа моя плачет по содеянным необдуманным поступкам.
Сразу после прилета Бобер сел в автобус и отправился в Прагу. Ему предстояло встретиться с Сислеем вечером, а утром вернуться назад для доклада. Данила ждал его возвращения, чтобы поехать на встречу Даски, вооруженным свежей информацией. Он подготовил арендованный Рыковым джип и фальшивые документы. Встречу страховал Титов, который спрячется в задней части автомобиля под пледом и сумками. Сама встреча планировалась в придорожном кафе на полпути между Прагой и Братиславой.
В условленное время «Микроб» в Братиславу не вернулся, но Булай решил выезжать на операцию, несмотря на это.
– Рискуешь, Данила – сказал ему Титов – там у них что-то закручивается.
– Перетрем, не сорок первый – ответил Булай, хотя сердце его сжалось в тяжелом предчувствии.
60
Севка Булай снова на фронте
Расчеты Булая выйти из госпиталя осенью не оправдались. Изрешеченному осколками организму потребовались повторные операции. И только ближе к Новому году он был выписан с заключением «ограниченно годен». Провожая Булая в отпуск по ранению, зам. начальника госпиталя сказал ему:
– Теперь Вас, товарищ лейтенант тыловая служба ждет. На фронте Вы навоевались. С такими ранами в окопах не побегаешь. Выписываю Вам документ для дальнейшего распределения. После отпуска обратитесь в областной военный комиссариат. Там Вас определят по новому месту службы.
Дома, в тихой и мирной глубинке дни текли медленно и счастливо. Севка потихоньку начал ходить на лыжах на охоту, стрелял куропаток, вел долгие разговоры с мужиками, помогал старикам по хозяйству. Тело его, исполосованное шрамами, постоянно болело. Но настроение было бодрым – он выжил в невероятной мясорубке. Значит, есть у него ангел – хранитель, значит, еще потопчет он грешную землю.
Теперь он часто бывал у матери Насти в Окоянове. Тетка Анна читала ему Настины письма, которая находилась на Втором украинском фронте, где-то в районе Кривого Рога. Потом им пришла в голову мысль написать Насте совместное письмо. Письмо получилось теплым и бестолковым, но главное – счастливым.
Настина мать рассказывала ему о житье-бытье в городе, о судьбах Севкиных ровесников-окояновцев. Житье-бытье было серым и полуголодным. В городе работал эвакгоспиталь, шерстобитная фабрика по изготовлению валенок, еще несколько мелких фабричонок, и мастерских. Прилавки магазинов были пусты, жители получали скудное пропитание и одежду по карточкам. Своих мужчин из города забрала война и на улицах можно было лишь изредка увидеть занесенных сюда военной судьбой незнакомцев в шинелях.