До захода солнца
Шрифт:
— Что такое Пир? — спросила я, и Эдвина издала тихий писк, и мы со Стефани посмотрели на нее.
— Ты не одобряешь? — спросила Стефани, не угрожающе, а с любопытством.
— Не тому, что он водит туда своих девочек, нет, — тихо ответила Эдвина, затем начала собирать выброшенные салфетки, ленты и коробки. — Но там может стать опасно.
— Что такое Пир? — снова спросила я, но Стефани все еще изучающе рассматривала Эдвину.
— Люсьен никогда бы не позволил, чтобы что-то случилось с одной из его наложниц.
— Я знаю, — ответила Эдвина и выпрямилась. — Просто... —
Это заинтриговало меня еще больше, поэтому я спросила, на этот раз громче:
— Что такое Пир?
— Возможно, ей понадобится еще один мартини, — пробормотала Эдвина, бросила барахло и направилась к шейкеру для мартини.
Мое любопытство по поводу Пира испарилось и на смену пришло беспокойство. Настолько обеспокоена, что я плюхнулась на мягкий диван среди горы папиросной бумаги, когда двое курьеров добавили к этому изобилию еще две башни из коробок.
Стефани плюхнулась рядом со мной, а Эдвина принесла нам свежий мартини.
Затем Стефани объяснила.
— Вампиры могут питаться в двух местах: от своих наложниц и любого смертного, который посещает Пир. Вот. Таков закон.
— Так почему же там опасно? Они устраивают жертв...? — Я замолчала, когда лицо Стефани стало пугающе жестким.
— Смертные не жертвы, Лия. Они сами туда приходят… по собственному желанию. — Ее голос стал таким же жестким, как и выражение лица.
Я проигнорировала ее голос главным образом потому, что не могла поверить, что она говорит правду.
Она изучала выражение моего лица, и ее лицо затем смягчилось.
— Не так, как было с тобой и Люсьеном, — тихо произнесла она, чтобы Эдвина, приводившая в порядок мой новый, экстравагантный гардероб, не смогла услышать. — Большинству смертных это нравится. Некоторые даже становятся зависимыми. Туда приходят и бывшие наложницы.
Я почувствовала, как мои глаза округлились, она утвердительно кивнула, продолжив:
— Конечно, на это смотрят неодобрительно. Наложница теряет свою репутацию, посещая Пиры после своего освобождения. Обычно их начинает избегать семья. И их вычеркивают из Отбора. Обычно бывшие наложницы не посещают Пир, в основном потому, что их туда не приглашают.
— Почему? — Спросила я.
— Пиры, туда ходят простые смертные. — Она положила свою руку на мою. — Ты, милая, совсем не такая, как все.
Это звучало тошнотворно высокомерно.
Должно быть, она прочитала реакцию на моем лице, потому что продолжила:
— Им это нравится, смертным, которые посещают. Им все равно. Они становятся зависимыми, строят вокруг Пира всю свою жизнь, путешествуя от Пира к Пиру. Они как фанатки.
Это звучало просто отвратительно.
— Я все еще не понимаю, почему это может быть опасно, — настаивала я, и Стефани откинулась на спинку дивана.
— Потому что все должно идти своим чередом, — ответила она. — Много спиртного, громкая музыка, танцы и тела. Любой смертный — честная игра. Некоторыми смертными питаются одновременно два, три, даже больше вампиров. Есть такие Пиры, не те, которые посещает Люсьен,
— Вау, — прошептала я, и она улыбнулась.
— Хорошие же Пиры — это весело. Ты можешь насытиться столькими смертными, сколько захочешь. Это здорово.
Это звучало не очень здорово, но так подумала только я.
— Зачем водят туда наложницу? — Поинтересовалась я.
Она пожала плечами.
— Разделить с ней еще одну часть своей жизни. Если у тебя хорошая наложница хочется показать ее другим вампирам.
И меня вдруг поразила одна мысль.
— А вдруг что-то пойдет не так, наложница же смертна, она может стать честной добычей, да?
Стефани поколебалась мгновение, прежде чем ответить:
— На более диких Пирах с вампирами, которые плохо заботятся о своих девочках, да. — Я втянула воздух, и она поспешила продолжить: — Но Люсьен не посещает такие.
— Так вот почему это опасно, — прошептала я, и Эдвина издала еще один писклявый звук. Мы со Стефани снова посмотрели на нее.
— Не совсем, — ответила Стефани, переводя на меня взгляд.
— Почему не совсем? — Упорствовала я.
Стефани вздохнула, прежде чем сказать:
— Даже на хороших Пирах все может выйти из-под контроля. Вампиры — это те, кто мы есть. Не скажу ничего нового, что существует жажда крови. В муках жажды крови вампир пойдет на все. И не открою Америки, сказав, что другие вампиры могут использовать наложницу, если ее вампир предлагает ее друзьям.
— Боже мой, — выдохнула я.
— Люсьен так не делает, — поспешно заверила она меня.
— Боже мой, — снова выдохнула я.
Она наклонилась ко мне.
— Лия, я серьезно, Люсьен никогда не будет делиться. Никогда. Ты должна мне верить. Я говорю очень серьезно.
Я просто уставилась на нее.
Она продолжала.
— Он почувствовал бы, если бы ситуация вышла из-под контроля, и увел бы тебя оттуда. Не важно как. Ни один вампир не будет настолько глуп, чтобы прикоснуться к тому, что принадлежит Люсьену. Он бы сгорел. Люсьен позаботится об этом. Он сам бы его сжег. Он уже делал такое.
— Что делал?
— Сжег другого вампира. Если мне не изменяет память, он проделывал это дважды. Один раз это было на Пиру. Другой вампир даже не кормился от наложницы Люсьена, он просто прикасался к ней. Люсьен сошел с ума, выследил его, заставил сгореть. Второй был...
Она не закончила, я прервала ее, прошептав:
— Заставил его сгореть?
Стефани кивнула.
— Люсьен убил его, не задумываясь, и закон был на его стороне. Нельзя прикасаться к наложнице другого вампира. Большинство вампиров скрывают, если такое случается, заключают сделку. Они не заходят так далеко до кончины. Все деньги, которые получают по этой сделке, они отдают наложнице, чтобы купить ее молчание. Но Люсьен, без сомнения, на это бы не пошел. Если такое происходит с наложницей, то в первую очередь отражается все на ее вампире. Он будет искать мести, и ему будет предоставлено такое право. А она может потребовать немедленного освобождения, и ее желание тоже будет удовлетворено.