Добей лежачего
Шрифт:
Но она больше не брала его за уши. Она вонзила ногти ему в щёки, прошлась по ним как граблями, и завыла. Она царапала ему лицо и выла, и Брэндону это казалось немножко жутковато, но и увлекательно тоже. Она снова потянулась к его лицу, и он сказал «нет», тогда она потянулась ещё раз, и он остановил её, и тут она завыла ещё громче, и всё тянула руки, и он подумал: господи, вот истеричка, а она всё не унималась, и он дал её пощёчину, она завопила: «трахни меня, тресни меня», и когда она снова вцепилась ему в лицо, он подумал, что это неплохая идея, особенно, когда почувствовал, что у него и впрямь всё лицо в крови, и он ударил её ещё раз, и она кричала:
Она протянула руку, дотронулась до него, словно бы говоря: «Ничего, со мной всё хорошо», а потом кровать слегка двинулась, а дверь открылась и закрылась. Прошла минута или две, он ждал звука льющейся воды, но так и не дождался. Вместо этого хлопнула дверь — так громко, что стены затряслись, а потом где-то совсем, совсем рядом раздался дикий крик. Брэндон подумал, что, может быть, всё не так уж и хорошо. Потом он включил свет и увидел кровь — на подушке и на руках, глянул в зеркало, увидел кровь у себя на лице и понял, что всё даже из рук вон как плохо. Он схватил свою одежду и в панике начал натягивать её на себя, и всё было перемешано, и ничего не подходило — эй, и зачем мне чья-то чужая одежда? — но он тянул и дёргал, и в конце концов кое-как оделся, бросился к входной двери, захлопнул её и, не оглядываясь, залез в машину. Отпуская ручник, он знал совершенно точно, что уже ничто никогда не будет хорошо.
Полицейский сержант считал, что это странно, что ему уже второй раз за месяц приходится ехать в один и тот же адрес. Дикие футболисты. Дикий футбол. Дикая игра: играют бандиты и смотреть на неё ходят бандиты. Полицейский сержант любил крикет. И скажите, когда вы слышали, чтобы игрок в крикет вляпался в неприятности? А уж футболисты… может это оттого, что все перед ними стелются, вот они и думают, что всё им сойдёт с рук?
Половина лондонских футболистов в прошлом имела опыт общения с полицией — имела или, по крайней мере, должна была иметь. Вот и эти двое тоже, обормоты, под одной крышей и один другого краше. Мальчишка-ирландец, который только и ждёт, чтобы подраться, и цветной, который не понимает, что значит «нет». На девушку смотреть страшно. От трёх до пяти лет, обычный в наши дни срок, думал полицейский сержант.
Полицейские были очень вежливы с Брэндоном. Если бармен «Альбиона» не знал, кто он такой, то они это знали. Даже если очень хочется, нельзя его пальцем тронуть. Вся эта история и так наделает немало шуму. Покуда не предъявлено обвинение, почему бы даже не называть его «сэр»? Мы просим вас пройти с нами для дачи показаний, сэр. Брэндон тоже был очень вежлив. Он хотел попросить, чтобы ему дали адвоката, но не знал ни одного адвоката и попросил, чтобы ему дали позвонить боссу. После, сынок, какие могут быть проблемы, позвонишь ему из участка, вот только снимем показания и звони хоть господу богу. Брэндон сказал «ладно» и пошёл с ними, гадая, сколько времени понадобится Дэнни и миссис Феррис, чтобы понять, что его слова «пустяки, так, немного подрался» были всего лишь фигурой речи.
Да, он знает девушку по имени Мэгги. Нет, фамилии
— Откуда взялись у вас эти царапины?
— Она меня поцарапала.
— Очень сильно, если судить по этим отметинам.
— Да.
— Понятно. Вы совершали над ней насилие?
— Насилие? Нет.
— Вы её били?
— Да, ударил пару раз, — спокойно ответил Брэндон.
— Зачем вы это сделали?
— Она меня попросила.
— Она вас попросила? — полицейский сержант глянул на протоколиста.
Ну и наглец, подумал он, бесстыжий как чёрт знает что.
— Да.
— И зачем бы ей было вас об этом просить?
— Я не знаю. Наверное, такая у неё… заморочка.
— Заморочка?
— Ну да, мы лежали в постели, и она меня попросила…
— Так вы были с ней в это время в постели?
— Ну да.
— Вы не били её до того, как стали насиловать? Вы били только тогда, когда осуществляли насилие?
— Я её не насиловал. Не насиловал я её. Я её ударил, потому что она меня попросила. Такая у неё была… заморочка.
— Вы ударили её, когда она вам отказала, это вы хотите сказать?
— Нет, совсем даже не это. Она… она мне нравилась.
Это прозвучало, как жалоба, но Брэндон чувствовал, что должен это сказать. В этом была доля правды, а если он будет говорить им правду, они рано или поздно его поймут.
— Вам она нравилась?
— Ну да.
— У неё сломана переносица, вся левая часть лица в синяках, и не хватает коренного зуба. Если так ты ведёшь себя с теми, кто тебе нравится, голубчик, как же ты поступаешь с теми, кого любишь?
Сломана переносица? Господи боже.
— Я всего-то пару раз её шлёпнул. Потому что она сама меня попросила, — настойчиво добавил он.
— Не считая удара головой?
— Не считая чего?
— Удара головой. Да брось, Брэндон, вы ведь все, футболисты, сильны в этом, правда? Только и ждёте, чтобы арбитр отвернулся, и хресь башкой. Может, на поле это и проходит, но в других местах — нет, уверяю тебя.
— Я не ударял её головой. Это она взяла меня за уши и ударила себя по лицу.
— Ну да, а я — Папа Римский.
— Это правда, она взяла меня за уши и стукнула себя по лицу.
— Так сильно, что сломала переносицу?
— Ну, наверное. Раз она сломала.
— Сломала, сломала. Теперь скажи вот что, Брэндон, с чего бы ей было делать такой финт?
— Не знаю. Сделала, и всё. Я не знаю.
— Ничего, сынок, мы тебе поможем. Так, совсем немножко. Изнасилование — это ведь тяжкое преступление, особенно теперь, когда столько шуму поднято. Пару лет назад тебе бы это сошло с рук, и то если бы ты избил её не так сильно и придумал байку поубедительнее. Но сейчас тебе светит пять лет. От пяти до семи, скажем так. Твоя карьера от этого не выиграет, верно?
Брэндон смотрел в стол. Он как-то не подумал о том, что больше не будет играть в футбол. Он передумал уже всё, что можно, но как-то не подумал о том, что ему никогда уже не дадут играть. Он подумал, что не перенесёт этого.
— Так что, Брэндон, будет лучше, если мы сейчас станем говорить правду. Ты рассказываешь нам, что случилось, а мы думаем, как тебе помочь.
Брэндон ничего не ответил.
— Наверное, она немножко с тобой пококетничала, — начал полицейский сержант. — Завела тебя малость, а?