Добивающий удар
Шрифт:
В то же время министр финансов Шипов получил приказ больше не выделять ни копейки на проведение выборов и на содержание тех советов, которые решат не самораспускаться или наоборот, быстро организуют перевыборы и снова соберутся в том же составе. Это они уже должны делать исключительно за свой счёт.
А Блюменфельду полагалось подписать бумагу об отзыве из действующих войск военных комиссаров, и сам институт комиссаров упразднялся. Что интересно, военными комиссарами смогли стать: Станкевич — литовец, ненавидевший всё русское, Шкловский — меньшевик, Войтинский — большевик,
Таким образом, по странному стечению обстоятельств ни одной русской фамилии среди них не было, и назначенные сначала члены Государственной Думы постепенно заменялись этими товарищами. Естественно, их присутствие возле командующих фронтами самым «благотворным» образом влияло на воинские души, самым благотворным…
Документ гласил следующее:
«Всем военным комиссарам Временного правительства прекратить свою работу в рядах действующей армии. Институт военных комиссаров распускается в виду неспособности повлиять на текущее состояние дел в армии и бессмысленность своей дальнейшей деятельности».
Подписал Председатель Петросовета Керенский.
Военный и морской министр Керенский.
Председатель Временного правительства Блюменфельд.
Телеграммы были разосланы на все фронты. А Керенскому предстояло провести ещё два разговора. Сейчас же он держал в руке докладную записку, полученную по телеграфу от есаула Семёнова, текст её гласил.
«Военному министру. Я, есаул Семёнов Григорий Михайлович, предлагаю сформировать в Забайкалье Монголо-бурятский полк и направить его на фронт с целью пробудить совесть русского солдата, у которого перед глазами живым укором были бы эти инородцы, сражающиеся за русское дело».
Керенский про себя усмехнулся, ещё один дружок барона Унгерна, стоит подумать и насчёт барона Врангеля, но это позже. Тем не менее, он отправил Семёнову телеграмму о разрешении сформировать полноценный полк и приказал выделить для этого деньги, а также выслал распоряжение о всяческом содействии в этом Читинскому земству.
А ведь ещё нужно было восстанавливать институт генерал-губернаторства. Об этом он сообщил Щегловитову, дав указания подготовить нужный законопроект и вообще указ. Но эта задача была слишком сложной.
Сейчас же он ждал к себе Карла Густава Маннергейма, чьё досье лежало на столе. Генерал-майор Маннергейм находился в Петрограде, по инициативе Гучкова ему даже собирались присвоить звание генерал-лейтенанта.
Итак, Маннергейм был шведом, о чём говорили его имя и фамилия. Остальная информация была вполне типичной для большинства других военных офицеров. Но были и нюансы. Маннергейм любил лошадей, знал в них толк и активно играл на тотализаторе.
Он был заядлым игроком и имел очень много долгов. Да и в женщинах был не очень разборчив. Получив за женой богатое приданое, он практически его разбазарил и, в конце концов, развёлся с женой из-за своих частых измен. Был он и жигало,
Керенский задумчиво почесал затылок, как с ним общаться, он точно не знал. Больно уж набор моральных качеств Маннергейма был специфический. Нет, он помнил, кто такой Маннергейм и какую роль сыграл в истории. Но что-то было непонятно в нём. Человек с долгами — верный объект для вербовки, а уж жигало, так тем более.
Маннергейм явно и был агентом, вот только чьим? Методом исключения Керенский решил, что если этот человек и шпион, то точно не немецкий, а значит, либо английский, либо французский. Но от Франции до Финляндии далеко, да и французы больше любят с южными людьми возиться, а шведы — эта вотчина целиком и полностью английская. Это он знал ещё из прежней жизни. Но, скорее всего, англичане пока не воспринимали его как самостоятельного игрока, потому как рано ещё.
В связи с этим Керенский стал продумывать предстоящий разговор. В дверь постучали.
— К вам генерал Маннергейм, — оповестил Керенского поручик Аристархов.
— Да, прошу.
В кабинет тут же вошёл стройный генерал с длинными усами по последней моде и зачёсанными назад тёмно-русыми волосами. Керенский вышел из-за стола и поздоровался с ним за руку.
— Прошу вас присаживаться, Карл Густавович. Как настроение?
— Отличное, господин министр, — вежливо улыбнулся Маннергейм.
— Это просто замечательно, что у вас отличное настроение. Я вот тут разбирал бумаги, доставшиеся от предшественника, и наткнулся на один документ. В нём предполагалось присвоить вам звание генерал-лейтенанта и назначить командовать кавалерийской дивизией. Вы знали об этом?
— Нет, мне намекали, но как-то не удосужились оповестить об этом лично.
— Да, это упущение. Мне кажется, что вы сможете принести гораздо большую пользу в этом звании не на фронтах, а в родной для вас Финляндии.
— В самом деле? — удивился Маннергейм и внимательно посмотрел на Керенского.
— Да. Я подписал уже приказ о присвоении вам звания генерал-лейтенанта. Но в свете нынешних событий, Финляндия приобретает ключевое значение из-за своей близости к Петрограду. Мне докладывают, что там поднимают голову немецкие шпионы, а кроме того, есть и революционные настроения, но чересчур запоздалые. Особенную роль там стали играть недобитые у нас большевики и эсеры. С этим нужно что-то срочно решать. Что вы думаете об этом?
— Я готов работать на благо империи и решать все вами обозначенные проблемы. Но что будет с Финляндией?
«Что будет, что будет, шашлык из неё будет!» — подумал про себя Керенский.
— Я предполагаю полную независимость Финляндии с созданием в ней собственных институтов власти и отделения от России. У России свои проблемы, нам не до финнов.
Маннергейм удивился. Нет, он втайне надеялся получить высокое звание и ещё повоевать за империю или республику, но вот к такому повороту даже не был сразу готов.