Добрая фея, прекрасный рыцарь (сборник)
Шрифт:
Витя на звонки и сообщения больше не отвечал, так что я сочла за лучшее отвести Вильгельма к ветеринару. Благо идти было недалеко – ближайшая клиника имелась буквально под боком, в соседнем доме.
Вильгельм и врач – усатый усталый дяденька в почтенном возрасте – внимательно изучали друг друга.
В кабинете стояла подозрительная тишина, я мялась у ветеринарного стола, а эти двое смотрели…
– Девушка, а вы не хотите продать кота? – поинтересовался вдруг врач, не сводя с Вильгельма внима-а-ательного
– Нет, - выдавила я. – Он вообще не мой… А что, всё так плохо?
– Нет, - улыбнулся добрый дядя ветеринар. – Всё просто замечательно.
И прыгнул на кота. Серьёзно – всем весом на ветеринарный стол. К чести стола – тот только вздрогнул. К чести Вильгельма – он не то что не попался, а даже не заорал.
Следующие пять минут кот и дядя-врач бегали друг за другом и друг от друга. В полном молчании. По кабинету разносилось только тяжёлое дыхание ветеринара и поскрёбывание коготков Вильгельма – его заносило на поворотах.
Когда я отмерла, Вильгельм удачно проносился мимо – я схватила его за шкирку и, пока не успел опомниться, запульнула им в переноску.
– Девочка, продай кота! – заревел мне вслед врач, когда, прижимая к груди переноску, я выпрыгнула за дверь. – Продай, по-хорошему прошу!
– Да вы с ума сошли!
– пискнула я.
Вильгельм сидел тихо, хотя, подозреваю, ему было что сказать.
***
Дома кот, будучи извлечён из переноски, вылизывался. Долго и вдумчиво. Мне очень хотелось последовать его примеру – может, помогло бы успокоиться.
– И что это было? – выдохнула я, ища в сумочке телефон.
Витя по-прежнему не отзывался. Я подумала и набрала мамин номер – поделиться, как мне казалось, забавной историей.
Вместо мамы в трубке раздалось:
– Продай кота, - голосом ветеринара.
Я задумчиво потрясла телефоном. В трубке царила тишина.
– Мам? – попробовала наудачу я.
– Продай кота! – проревели мне.
Я покосилась на Вильгельма и – чем чёрт не шутит – задумчиво поинтересовалась:
– А сколько дадите?
Голос (ветеринар?) задумался.
– Три сундука золота, - выпалил он таким тоном, что я поняла: надо просить больше – продешевлю.
– Золота? И что я потом с ним делать буду?
– Обменяешь в банке, - невозмутимо предложил голос.
– Узнаешь курс золота и обменяешь.
Я снова покосилась на кота – тот для разнообразия смотрел на меня заинтересованно, словно спрашивая: «Сколько дают?».
– Три сундука?
– протянула я, размышляя много это или мало.
Кот покачал головой.
– Мало, - сообщила в трубку я. – Хочу пять и бриллиантами.
Вильгельм отвернулся и уставился куда-то в стену, словно что-то подсчитывая.
– У нас только золотом, - отозвалась, наконец, трубка.
– Нет
«Мья-я-яло», - вынес вердикт закончивший с подсчётами кот.
– Думаешь? – хмыкнула я. – Стоило просить десять? Да кому ты вообще нужен, морда усатая?
Кот усмехнулся и прошествовал в комнату – для разнообразия на четырёх лапах.
***
Айфон по-прежнему глючило. Я успела поругаться с тремя разными голосами – двумя мужскими и одним женским – требующими продать кота. Так и не дозвонилась ни до мамы, ни до Вити, ни до – для интереса – психушки.
Где-то через час во входную дверь принялись колотить и, пародируя приведения и Вильгельма, воем требовать продать кота.
Я посмотрела в глазок, но ничего не увидела – наверное, его кто-то залепил. Нехорошие люди.
Вильгельм сидел на кухне, пытаясь удержать двумя лапами вилку.
– И что? – закрыв кухонную дверь и пытаясь не обращать внимания на шум, поинтересовалась я. – Так весь месяц будет?
Взгляд Вильгельма был очень красноречив.
Апогеем стало сообщение от Вити, пришедшее как раз во время очередного вопля, требующего продать кота.
Витя просил: «Не продавай кота». Я попыталась перезвонить ему, нарвалась на знакомый, но совсем не Витин вопль и хотела было запустить айфоном в стену, но вовремя вспомнила, во сколько он мне обошёлся.
Второе сообщение догнало первое: «Они не могут зайти! Не выпускай кота! В квартире вы в безопасности». И последнее: «Они не могут забрать кота, если ты не отдашь. Не отдавай кота!». Черт-те что.
Спустя четыре – четыре! – часа за дверью наконец-то затихли. Но телефон теперь просто не работал. Меня подмывало пойти проверить, остался ли кто в подъезде по котову душу, но я жутко устала и голова раскалывалась, будто по ней молотком дубасили. Поэтому я сочла за лучшее просто лечь спать.
Вильгельм был оттранспортирован на кровать в качестве грелки. На вопрос: «Ты мурлыкать умеешь?» кот ответил мне привычным презрительным взглядом и обвис меховой тряпкой, прижатый к моей груди. Не царапался он, по-моему, исключительно из принципа. Даже странно – оказывается, у котов тоже есть принципы.
На следующее утро Вильгельм встретил меня на кухне – за столом, с салфеткой, повязанной вокруг шеи. Я пялилась на него с минуту, потом пробовала сфотографировать, но айфон, похоже, приказал долго жить.
Впрочем, не только он. Еды в холодильнике было… мало. Я повернулась к коту:
– Молоко будешь?
Вильгельм задумчиво вздохнул и кивнул.
Я плеснула остатки в его миску.
– Тогда сам подогреешь.
Снова вздохнув, Вильгельм соскочил на пол, подхватил миску и, балансируя, понёс её к микроволновке.