Добрая фея, прекрасный рыцарь (сборник)
Шрифт:
Я стала выигрывать у Вильгельма в шахматы. И один раз взяла его в поход за продуктами. На полпути из магазина пришлось бежать обратно – за нами неслась озверевшая толпа, требующая продать кота. А без Вильгельма они меня просто уговаривали…
На исходе четвёртой недели мне на крыльцо подбросили: серую рваную шапку, миниатюрную избушку на курьих ножках, яблоко на тарелке, старую метлу, потёртую скатерть и мешок золота. Но всё это были мелочи, ибо мы с котом писали мою курсовую – оставленную, как обычно, на последний день. Но от нечего делать… Вильгельм освоил Интернет, долго изучал Госты и скаченные мной статьи, а потом стучал лапами по клавиатуре. А я поймала себя на том,
Когда поздно вечером последнего воскресенья голос Вити позвал: «Вик, открывай», мы как раз заканчивали контент-анализ бог знает какого количества этих треклятых сказок.
– Вик! Я вернулся! – улыбнулся Витя и поскользнулся на тарелке с яблоком.
Мы с котом мрачно переглянулись.
Витя поднял яблоко, протёр рукавом и смачно в него вгрызся.
– Слушай…
Я напряглась.
Витя усмехнулся и шагнул через порог. У сидящего рядом со мной Вильгельма почему-то вырвался вздох облегчения.
– Вик, спасибо тебе огромное. Ты даже не представляешь, как ты меня выручила!
– Представляю, - мрачно отозвалась я.
Витя снова улыбнулся. Протянул руки к Вильгельму.
– Ну идите сюда, Ваше Высочество, идите… Вика, отвернись. Ви-и-ик, ну пожалуйста!
Я фыркнула, отворачиваясь. За спиной что-то вспыхнуло и запахло ванилью. Запоздало, но я обернулась.
Сиреневая психоделическая воронка затягивалась, засасывая силуэт парня, держащего на руках кота.
Я поморгала, потом проветрила комнату. Взяла айфон и позвонила маме. Мама, не став слушать про кота, сообщила, что я вчера с ней поругалась, и она теперь на меня обижена.
Обескураженная, я попыталась убедить её, что вчера ни с кем, кроме кота не общалась, но это было примерно как убеждать комиссию из дурдома в том, что ты нормальна.
Отключившись, я пила кофе.
Следующие дни Витя на звонки не отвечал, мама со мной помирилась, а прохожие перестали набрасываться со странными требованиями. Я даже сходила в ветбольницу – но чудной ветеринар там не работал. Так мне сказали.
И всё было неплохо, пока неделю спустя я не лицезрела на своём пороге юношу в маскарадном костюме, блещущего бриллиантами, как тот сундук, который мне предлагали. У юноши был презрительный взгляд и весьма знакомая мина.
– Мы не закончили, - объявил он с порога. – Впусти меня.
Я оглядела его ещё раз и мрачно поинтересовалась:
– С чем это мы не закончили?
– С твоей курсовой, - его разноцветные глаза определённо мне кого-то напоминали.
Я решила уточнить:
– Да? А я вас знаю? Вас как зовут?
Юноша взглядом опустил меня ниже плинтуса и выплюнул: «Вильгельм».
– А-а-а, - протянула я. И поскорее захлопнула дверь.
Ну их к чёрту все эти чудеса!
***
Через час мне позвонил Витя. И как ни в чём не бывало спросил:
– Вик, а к тебе принц не заходил? Предложение не делал?
– Это который кот с бриллиантами? – мрачно уточнила я.
– Ну да!
Я вдохнула поглубже:
– Пусть только ещё раз придёт… И ты тоже!
В трубке наступила обескураженная тишина. Потом:
– Вик… а помнишь, ты у меня на подарок маме занимала?
– Ты издеваешься?
– Вик, ну очень надо, - взмолился Витя.
– Ну пойми меня: его то заколдует, и контр-заклятье месяц действует, то украсть хотят: он же принц! И я уже запарился ему невесту искать, пять миров исходил, ему никто не нравится, а тут ты… Ну вот честно, помоги, а?
– Ищи дальше, - посоветовала я и нажала отбой.
Ну их к чёрту, этих принцев!
На
В тот же день я подала объявление: «Продам кота».
Пока никто не откликнулся.
А вам, случайно, кот не нужен?
Потому что ты со мной
Он давно уже разучился чувствовать – и мир стал для него серым, точно завернулся в дымчатый туман. И только её рыжие волосы горят для него, как костёр в ночи.
Он мнит себя богом. И, как бог, распоряжается её судьбой. Но разве можно подчинить огонь?
Она светилась.
С лицом, напоминающим лукавого лисёнка, с доверчивыми взглядом, и, конечно, волосами странного, удивительного цвета, который люди называли рыжим, она светилась, точно огонь в ночи – дерзко и бесстрашно. Волосы – особенно волосы, по ним он узнавал её всегда. В его чёрно-сером мире они действительно были сродни свету.
Она жила ещё в те дни, когда люди строили для него кромлехи. Он помнил отражающееся в её глазах звёздное небо и всполохи пламени – серые, как и всё вокруг. Её затаённую улыбку, обращённую стоящему у алтаря юноше. Их руки, их объятья, её голос… Её кровь на том же алтаре. И, конечно, её разметавшиеся рыжие волосы, мгновение спустя ставшие костром. Костёр, небо, звёзды – грязно-серое и мглисто-чёрное. И только её волосы по-настоящему горели.
Спустя сотни ночей и тысячи лиц, когда каменные круги ушли в туман, а на их месте выросли храмы, украшенные крестами, он встретил её вновь. Не узнал сначала: её волосы закрывал апостольник. Но глаза сияли по-прежнему, а лицом она всё так же походила на лисёнка. Только улыбка предназначалась теперь кресту и распятому на нём изваянию.
Он не был против. Он вообще легко относился к чувствам: люди мимолётны и хрупки, как огонёк свечи. И чувства их преходящи и не стоят его внимания. Сам он никогда не испытывал ничего подобного или же не помнил об этом. Всё, на что он был способен – это интерес. А она интересовала его, интересовал её свет, её тепло. К тому времени у него уже было достаточно слуг, по той или иной причине привлёкших его внимание, и все они были серыми тенями по сравнению с ней. Так почему бы и ей не сиять для него? К тому же он ясно видел на ней рок скорой смерти. Наверное, большинство людей назвали бы милостью то, что он собирался ей подарить. Чем рождаться вновь и вновь и умирать до срока – даже по-человечески очень сладко вместо этого жить вечно.
Когда он пришёл к ней, она назвала его дьяволом и, зажмурившись, вцепилась в молитвенник. А он вспоминал, как выходил для неё из тумана сотни ночей назад, становился у камней рядом и ветром гладил её волосы. Тогда она не замечала, сейчас не хотела видеть. К его словам и тогда, и сейчас она оставалась глуха.
Как и много раз до неё, он не принял её чувства в расчёт. Она просто не понимает, решил он, что получает взамен её кельи и молитвенника.
Вечности она совсем не обрадовалась. От слуг-теней сбежала, и это подогрело его любопытство. Когда она вернулась в монастырь, он последовал за ней и смотрел потом, как она замирала ниц перед распятьем, как растрёпанные рыжие волосы сияли вокруг её головы ореолом. Смотрел и не понимал, совершенно не понимал её упрямства и верности кресту. Разве крест сделал ей в подарок вечную жизнь и молодость? Разве крест стерёг её?