Добрая злая любовь
Шрифт:
– Детки на первые ряды, а мамочки – за ними! – приветливо закричала женщина в форменном костюме. Она умудрялась одновременно проверять билеты и разруливать толпу по нужным направлениям.
Наташа вошла в зал последней и села позади всех. Дети болтали и смеялись впереди, взрослые шушукались.
Под веселую мелодию на сцену выпрыгнул актер в костюме тигра и закричал:
– Друзья! Как я рад этой встрече! Сегодня я расскажу вам историю, которая произошла в одном маленьком зоопарке...
Наташа развернула программку. «Тигр – А. Милюков. Жираф – У. Харютин. Антилопа – Л. Веретенцева.
Листок едва не выпал из Наташиных рук. Белокурая дива, мисс Малибу, несравненная Катя Стенич играет Мартышку! Наташа затряслась в приступе беззвучного хохота – с ней случилось что-то вроде истерики. Она зажала себе рот обеими руками и наклонилась вниз, стараясь не привлекать к себе внимания.
Впрочем, на сцене весело орал ведущий в костюме тигра, представляя жителей маленького зоопарка, сидевшие впереди Наташи женщины продолжали шушукаться между собой, и ее истерика закончилась через несколько минут вполне благополучно. Когда ей удалось успокоиться, Наташа вытерла слезы и подняла голову. По сцене ходил степенный Бегемот в исполнении З. Файбисова и рассказывал о том, что Жираф постирал свою рубашку и... с нее исчезли пятна.
– Пусть скажет марку стирального порошка! – захихикали сидящие впереди женщины.
Но Жирафу было не до смеха – он жить не мог без своих пятен, которые подчеркивали его индивидуальность. А потому скоро впал в черную меланхолию и отказался играть с другими зверями.
Наташа искала взглядом Катю Стенич. Она не могла себе представить красавицу Катю в роли Мартышки!
В тот самый момент, когда Наташа меньше всего ждала этого – Бегемот объелся бананов и у него тоже испортилось настроение, – из-за кулис колесом выкатилась Катя. В коричневом облегающем костюме, с длинным хвостом и в забавной шапочке с торчащими в разные стороны ушами...
– Привет, а вот и я! – с разрушительной энергией закричала Мартышка. – Сейчас я вас всех развеселю!
Мартышка с ходу принялась веселить печальных Бегемота и Жирафа – щекотала их, пинала, пыталась заставить их бегать и прыгать, но друзья из джунглей не желали радоваться жизни. И тогда энергичная обезьянка тоже загрустила...
Со странным чувством следила Наташа за представлением. Детям оно нравилось – это можно было определить по тому, как они, затаив дыхание, сосредоточенно смотрели спектакль, но сопровождавшим их взрослым было откровенно скучно – они просто дожидались конца действия. И Наташа вспомнила, как она однажды, во взрослом уже возрасте, попробовала специальное пюре для младенцев – оно оказалось безвкусным и противным. Так вот спектакль был сродни тому пюре – он годился только для детей, а у остальных не вызывал ничего, кроме неприятия и тоски...
«А что же актеры? – вдруг мелькнуло у Наташи в голове. – Им-то нравится то, что они делают? Да, кажется, нравится...»
Неуклюжий Бегемот вызывал у детей взрывы смеха. Он поглядывал в зал и весело подмигивал зрителям. Тигр, Жираф, Антилопа и появившаяся несколько позже Страусиха (в ней Наташа неожиданно узнала пышную Симу, которую видела на вокзале) тоже, в общем-то, смешили малышей. А вот Мартышка... как будто раздражала. Она слишком много кувыркалась,
Наташа приложила к глазам бинокль.
«А я-то, я... – вспомнила Наташа разговор с Катей в магазине, – сказала ей, будто ее игра заставила меня рыдать. Боже, как глупо! Рыдать над ролью Мартышки... И ведь что самое интересное – она мне поверила. Поверила, что я узнала ее – без грима, без этого коричневого трико с хвостом и без шапочки с ушами – и что вспомнила фамилию, напечатанную в программке, которую, судя по всему, очень редко кто спрашивает... Это значит только одно – Катя Стенич мечтает прославиться. Она честолюбива. Она падка на лесть! Даже ее спутник, красавчик Рома, всерьез удивился моим комплиментам, а она – нет. Она поверила. Будто уже тысячу раз воображала эту сценку – как прославленную актрису Екатерину Стенич узнают в лицо прохожие на улицах и продавцы в магазинах...»
Тем временем звери пригласили к себе в джунгли Художника. Художник нарисовал своей кисточкой пятна на шкуре Жирафа, и тот незамедлительно приободрился. Все остальные звери тоже стали веселиться.
Спектакль длился почти час. Но вот настало время последнего поклона, и все звери скрылись за кулисами. Когда дети с родителями, шумно обсуждая спектакль, двинулась в сторону дверей, Наташа поднялась со своего кресла. До последней минуты она медлила, словно не решаясь приступить к задуманному, но потом словно чья-то невидимая рука подтолкнула ее вперед.
Актеры уже успели уйти со сцены, и Наташа юркнула в маленькую дверь, ведущую за кулисы. Там было темно, что-то гремело и пахло театром. Там стоял густой и совершенно особый запах, который ни с чем нельзя спутать...
– Вы куда? – вынырнул перед ней некто в спецовке – наверное, рабочий сцены. – Вы кто?
– Я? Мне это... мне надо вручить цветы... – забормотала Наташа, держа перед собой хризантемы. – Вы не скажете, как мне найти Екатерину Стенич?
– Гримерки там, слева, – неопределенно махнул рабочий и исчез за картонными колоннами.
Наташа побрела дальше. Закулисье оказалось неожиданно большим и запутанным, словно лабиринт.
– Девушка, а вы что тут делаете? – вдруг наперерез ей выбежала какая-то сердитая тетка в байковом халате. – Ну-ка, назад... Посторонним здесь находиться запрещено!
Наташа и ей принялась объяснять про цветы, которые она должна вручить любимой актрисе, но тетка не стала ее слушать и просто-напросто вывела, схватив за локоть, из закулисья. По дороге она бормотала о взрывах, терактах и прочих ужасах, которые творятся в больших городах, и что на ней, Наташе, не написано, с какой целью она пробралась за кулисы театра.
Выйдя на улицу, Наташа остановилась неподалеку от входа.
Было холодно, дул порывистый осенний ветер, клочковатые серые облака быстро ползли по небу. Пора было Наташе на работу возвращаться, но она все медлила. Наконец минут через двадцать она увидела, как из театра выходят актеры. В них почти невозможно было узнать тех зверей из джунглей, которые пытались развеселить Жирафа... Только их голоса казались теперь знакомыми.
– Клюев, тебе к двум – не опаздывай!
– Толик, до завтра...