Добро пожаловать в ад
Шрифт:
На небе начали появляться светлые пятна, и я стал различать лица солдат, покрытых грязью. Глаза смотрели не видя и без выражения.
После ночи, в течение которой мне каждую секунду угрожала смерть, было трудно поверить, что все обошлось благополучно.
Я увидел три «полосатых», появившихся из-за края лесной полосы, из которой били «чехи». Над деревьями появились полоски белого дыма, выпущенные первой «вертушкой». Затем то в одном, то в другом месте из-за деревьев вверх ударили столбы пламени, и до меня донесся грохот взрыва ракет. «Полосатые» по очереди ударили
Тишина наступила внезапно. «Вертушки», выпустив боезапас, ушли в сторону, приземлились, ожидая убитых и раненых солдат.
Подошли бойцы 3-й МСР и помогали отыскивать убитых и раненых.
У многих трупов моих ребят вспоротые животы и перерезанные горла были засыпаны землей.
– Все кончено, - сказал Осипов.
– Ну нет, - ответил я, - еще не все.
Я не имел права не думать об увиденном.
Кулакова опознали по родимому пятну на руке: головы у него не было. Я прислонился к дереву, схватил рукой покрытый шершавой корой ствол. Меня рвало. Я изо всех сил тужился, и меня снова рвало. Земля под ногами качалась, уходила из-под меня. Никогда в жизни я не чувствовал себя так плохо.
Я не хотел видеть то, во что превратились мои ребята. Вернее то, что от них осталось. Из-за своей трусости я позволил боевикам уйти. Я сидел совершенно неподвижно, прислонившись спиной к дереву и впервые со времени детства плакал.
– Однажды я задушу «чеха» собственными руками, - сказал я.
В «полосатые» загружались очень медленно.
Раненый Знатнов лежал на носилках рядом со мной. Пуля прошла возле нагрудного кармана камуфляжа. Сначала рана казалась неопасной, но сразу же после того, как «вертушка» поднялась в воздух, солдат начал кашлять и на губах у него появилась кровь.
– Гады продырявили мне легкое, - проговорил он. – При дыхании внутри колет, как иголками.
Его пытались утешить, уверяя, что рана неопасная. Я знал о бесполезности таких уверений. Из губ раненого кровь текла, уже не прекращаясь, дыхание становилось все более затруднительным. Его тело сотрясали приступы кашля. Через несколько минут он затих.
Война оставалась во мне зрелищем смерти, десятками лиц и тел, из которых уходила жизнь. Отчаяние вызывало во мне чувство необходимости биться с «чехами» и убивать их. Отомстить. Пролить кровь. Послать их души в ад.
Я пытался заставить говорить подобранного раненого боевика, но угрозы на него не действовали. Тогда я подтащил его к открытой дверце «полосатого». Но и угроза быть вытолкнутым не действовала на него. Он не оставил мне выбора. Я с любопытством наблюдал, как уменьшалось в размерах выпавшее из «вертушки» тело, пока не замерло на земле.
Ребята выбросили из вертолета еще одного «чеха».
Я знал о войне слишком много такого, чему можно научиться только убивая. Если бы у меня был выбор, я бы предпочел никогда не знать о существовании Чечни. Я пытался представить, как я вернусь в Россию, но ничего не получилось.
18
Рота
Я редко виделся с кем-нибудь из других подразделений, за исключением ребят из второй роты, которая располагалась на соседнем холме, на расстоянии нескольких сотен метров.
– Где лейтенант Рязанов? – спросил я солдата, подойдя к командирской палатке.
– Ему оторвало ноги.
– Откуда ты знаешь?
– Я был рядом с ним, когда это произошло.
Существовала разница между теми чувствами, которые я испытывал, когда узнавал о смерти кого-то, кого знал только по имени или в лицо, и смертью человека, с которым вместе выпил не один литр.
Я сидел на инструктаже и пытался вспомнить и подсчитать сколько моих знакомых уже вернулось в Россию в цинке.
На стене висела карта, на которой были нанесены районы сосредоточения сил боевиков и пунктиры направлений маршрутов разведывательных групп. В информации не было ничего обнадеживающего.
– Вторая рота развернулась вдоль этой возвышенности, - докладывал майор Блохин.
Он подхватил где-то не поддающуюся диагнозу сыпь, которая покрыла всю его голову. Для лечения ему сбрили все волосы и вымазали череп темно-фиолетовым раствором.
– Сто восьмой уже окопался вот здесь, западнее Армитау. Ожидается удар со стороны Балакри.
Вся эта территория была покрыта непроходимыми лесами. Можно было только догадываться, что там происходило в действительности.
К нам прибыло пополнение. Опустевшие места на койках заполнялись.
Если по счастливой случайности молодым бойцам удавалось выжить в первом бою, то у них появлялся шанс уцелеть на этой войне. У них появлялся инстинкт самосохранения. Каждый действовал согласно своему характеру, которым он не сам себя наделил и потому не всегда умел им управлять и которым не всегда умели за него управлять другие. Только после первых боевых столкновений ребята начинали понимать, куда они попали. Возможность быстрого возвращения домой могла растянуться на вечность.
У многих офицеров и прапорщиков, чья замена задерживалась были свои календари. Должен был замениться в июне, но не получилось. И тогда дни отсчитывал его личный календарь, на котором могло стоять 37 июля.
«Срочники» отстреливали себе пальцы, уродовались капсулями или затворами пулеметов.
Подойдя к палатке, я нырнул внутрь и лег на койку лицом вниз. Кроме ужасной усталости, я ничего не ощущал. Болела голова. Я думал о своем противнике. «Чехи» ненавидели меня. Мы искали друг друга, чтобы убить. Я не надеялся, что когда-нибудь это закончится. Не следовало заглядывать так далеко в будущее. Я не был уверен, что мне удастся вернуться к прежней жизни. Будущее оказывалось так же невозможно исправить, как и прошлое. Я старался забыть про смерть – свою и чужую, чтобы успокоиться.