Добро пожаловать в ад
Шрифт:
Я никогда не скрывал своих взглядов. Говорить правду о войне даже самому себе всегда очень сложно. На войне необходимо убить как можно больше противников – это естественно.
Война усилила мои главные инстинкты: инстинкт самосохранения, себялюбия, желание выжить любой ценой, удовольствие от еды и выпивки, которая в боевых условиях всегда обходилась очень дорого. Я не любил риск, но если соблюдать осторожность, то можно было заработать, избегая неприятностей. Вокруг разворовывали все, что можно было продать. Опустошались целые склады с продовольствием и обмундированием, которые было не сложно списать на боевые потери. Позже многое обнаруживалось
Неожиданно я услышал автоматную стрельбу. Сразу вообразил, что это нападение «бородатых», натянул ботинки на босу ногу побежал к выходу. Ко мне бежал солдат. Я смутно припоминал его, но никак не мог вспомнить фамилию.
– Что случилось?
Оказалось, случайные выстрелы испугавшихся чего-то солдат.
В Чечне не было тыла. Только помня об этом постоянно, можно было надеяться уцелеть.
19
В 4.00 подняли по тревоге. Я был пьян, но не вдрызг. У меня только слегка дрожали руки, и я нетвердо держался на ногах. Две БМП не заводились. Их начали «таскать» по танковому парку – завели. Я ехал в «Урале» с майором Хрычевым – начальником разведки полка. На выходе из полка «разулась» 247-я БМП. Гусеницу надели сравнительно быстро.
Перед Армитау были обстреляны из гранотомета. Обошлось без жертв.
Не доходя до села Балакри подорвалась на фугасе БМП. Взрывом машину перевернуло кверху гусеницами, а башня отлетела метров на тридцать. Сразу же увидели, как от дороги кто-то побежал в заросли. Управляемый фугас. Пойманный оказался чеченцем лет тринадцати. Его пристрелили в «зеленке».
Не доезжая до Имроза два километра, 217-я БМП сорвалась с обрыва. Все произошло очень быстро и неожиданно, но удачно. Экипаж и десант успели выпрыгнуть. В машине остался только пьяный прапорщик Медведев. Он сидел в правом десанте и не успел выпрыгнуть. Машина падала двадцать метров, но не перевернулась, а только уткнулась носом в землю. Получилось, что она скатилась по склону в восемьдесят градусов, слетела только левая гусеница. Движение задержалось на час. Натянули гусеницу и поехали дальше.
«Урал», в котором я сидел рядом с водителем, словно что-то дернуло, и в лицо неприятно брызнуло кровью солдата, который тут же уткнулся лицом в руль. Пули попали водителю в голову. До тормозов было не достать и я оборвал провода зажигания. Машина остановилась.
Я выскочил из кабины и залег за скатами. Желание уцелеть подсказывало единственно верные решения. Лейтенант Севастьянов с группой разведчиков вышел «чехам» во фланг. Оставшиеся бойцы и «коробочки» весь огонь сосредоточили по «зеленке». Но и боевики, не жалея патронов, били по небольшой открытой площадке, разделявшей нас.
Я видел, как Севастьянов резко вскочил и побежал в сторону «бородатых», упал в траву и снова бросился вперед. За ним двигались мои ребята.
Молодые лейтенанты вели солдат в атаку на «чехов» с излишней смелостью и очень часто гибли. Их очень быстро увозили назад в Россию. Они гибли красиво, и солдаты жалели о них. Мне ни разу не пришлось слышать в Чечне, чтобы солдаты, готовые ругаться по любому поводу, жаловались на молодых офицеров. Веря всему, чему их учили, они приезжали в Чечню и слишком быстро гибли. Война
Атака Севастьянова не удалась. Группа боевиков ушла, не отстреливаясь. Мы потеряли всего троих бойцов убитыми.
Одна из БМП подорвалась на мине. Бойцы слетели с брони на землю и отделались синяками. Взрывом вырвало днище, два катка с гусениц. Когда вытащили механика-водителя, он был еще жив. Ему оторвало ногу и покалечило руку. Пока перевязывали, он скончался.
Я пересел на БТР и ехал, сидя на броне, опустив ноги в люк, держась за ствол пулемета.
Выехали сопровождать наливную колонну совместно с 9-й МСР и саперами. Перед камышом подорвалась одна «бочка».
Водитель сгоревшей машины застыл в неестественном полусвалившемся положении. Его голова от уха до подбородка была рассечена глубокой рваной раной. Одна нога водителя торчала из дыры разбитого ветрового стекла, а другая, оторванная у бедра, лежала под прямым углом к его голове. Казалось, что эта нога существовала самостоятельно и не была связана с телом.
Застряла в броде БМП.
Через четыре километра подорвался БТР. Фугас сработал не под скатом машины, а правее, с обочины. Машину дважды перевернуло. Солдат, сидевших на броне смяло. Их тела выглядели, как красно-серое желе, сочащееся из камуфляжа.
Правила ведения войны боевиками не сложны. Напасть, убить противника быстрее, чем он мог разобраться, что происходит, исчезнуть, найти слабое звено в цепи федеральных войск и снова убивать, не оставляя после себя даже малейшего следа.
Вместо открытых боев федеральные войска тоже наносили неожиданные удары по местам возможных скоплений боевиков. Война не велась по четко разработанному плану и не имела определенной цели. В ней нечего было защищать или захватывать, невозможно было добиться никаких результатов. Ни патрули, отыскивающие ускользающих боевиков, ни засады, ни внезапно предпринимаемые «зачистки» мирных сел, с заданием «обнаружить и уничтожить» - ничто не могло создать ощущения осмысленных военных действий, наоборот, они становились частью общей российской абсурдности. То же чувство вызывали «секретные передвижения» войск, когда даже ребенку было понятно, где мы остановимся следующей ночью.
Смерть одного из солдат моей роты заставляла остальных пытаться найти ответ на вопрос: «Почему убит он, а не я?» Каждого бойца начинала мучить мысль, что его жизнь оплачена смертью друзей. Чтобы оправдать свое выживание, придать смысл их смерти и избежать чувства вины, нужно было отомстить за эту смерть.
Иногда по ночам я просыпался с ощущением спускового крючка на указательном пальце.
Я трясся в командирском люке БТР, стараясь соразмерить колыхание своего грузного тела с ухабами дороги. Голова тупо болела.
По знакомой дороге ехали осторожно. Головной дозор, дальше основные силы, замыкал колонну тыловой дозор. Десант на броне. Часто останавливались.
До полка оставалось около пятнадцати километров. Вдруг я увидел дымный след гранаты, которая ударила в переднюю машину. В тот же миг ударили автоматы и крупнокалиберные пулеметы. Солдаты прыгали с брони и занимали оборону. «Коробочки» открыли ответный огонь.
Вся «зеленка» наполнилась взрывами и криками.
Я спрыгнул вниз, поскользнулся и тяжело упал рядом с машиной. Но тут же встал, стараясь разглядеть, откуда по нам били. Я стоял на одном колене и рассматривал «зеленку».