Добро пожаловать в NHK!
Шрифт:
— Да, верно. Не думаю, что смогу и дальше принимать твою помощь, Сато. В конце концов, ты всего лишь хикикомори.
Злость охватила меня.
— Вперёд, умирай!
— Я умру.
— Нет! Это была шутка. Не умирай. Если ты умрёшь, то отправишься в ад.
— Да не волнуйся ты так. Прежде всего, если подумать, я уже мертва, ведь я приняла все скопленные за год таблетки. Если бы дядя меня не нашёл, у меня бы вышло. Не важно, что ты сделаешь, Сато, я полна решимости принять смерть.
Здесь, посреди зимы,
Было уже за полночь, от леденящего холода у Мисаки стучали зубы.
— В любом случае, я собираюсь умереть, — она продолжала упорствовать. — Вперёд, если хочешь, можешь попробовать остановить меня. Даже при том, что это невозможно.
Очевидно, традиционно сохраняемые нашим обществом суждения о самоубийствах нельзя было больше называть достойными. Нисколько не стыдясь, она оправдывала смерть.
— Если ты заявляешь подобное, Мисаки, тогда у тебя, на самом деле, нет желания умирать, верно? — возразил я.
В ответ Мисаки достала из кармана своего пальто что–то металлическое.
— У меня нож, — из рукоятки её канцелярского ножа выдвинулось лезвие, — сейчас я порежу им свои вены!
— Это опасно! — я попытался схватить Мисаки за руку.
— Не подходи ко мне! — уворачиваясь, она поспешно вскочила со скамейки. — Я не знаю, что делать. Уверена, я сошла с ума. Если ты приблизишься, я могу даже порезать тебя!
Выкрикнув это, Мисаки вытянула правую руку с зажатым в ней ножом, убрав левую за спину. Было похоже, что она пытается встать в какую–то фехтовальную стойку.
— Что ты делаешь?
— Я обучилась этому по книге «Искусство убивать», которую прочла в библиотеке. Использую стиль ножевого боя сицилийской мафии.
В нескольких шагах от меня Мисаки взмахнула ножом, угрожая.
— Разве ты не чувствуешь отвращение? Отвращение от того, что человек, ради спасения которого ты проделал весь этот путь, оказался сумасшедшим? Но с этим, Сато, я ничего не могу поделать. Уверена, ты думал о чем–то таком, верно? Вроде как хочешь показать насколько ты крут, спасая какую–то сумасшедшую девчонку на грани суицида. Ты об этом думал, да? Но это невозможно. Невозможно!
Луна за её спиной не давала разглядеть лицо, поэтому я не мог сказать, какое выражение у неё было. Хоть это походило на фарс, на самом деле, это было не так. Никакого фарса. Я серьёзно спросил её:
— Если я скажу, что безумно люблю тебя, что ты будешь делать?
— Ничего. Я всё решила. Я имею в виду, ты же просто хикикомори, Сато. И ты похож на того, кто может быстро поменять своё мнение. И вообще, на самом деле я тебе и не нравлюсь вовсе, верно? Если кто–то не будет моим с головы до пят, для меня будет лучше умереть. Не каждый сможет исполнить мои желания. Я всегда это знала. Именно поэтому, так или иначе, мне нужно просто умереть.
— Ты мне нравишься! Я люблю тебя! Прошу, не умирай!
— Ха, ха, ха. Ты такой забавный, Сато.
Наш разговор был словно взят из сёдзё–манги.
Однако, я знал, что слова вроде «любовь» и «ненависть» не так уж и важны. Похоже, что проблема лежит гораздо глубже. Я подумал, что должен постараться объяснить это ей. Я как–то должен выразить это словами. Но слово не воробей. В тот момент, когда я их произнесу, они потеряют всякий смысл.
Я просто не понимаю. Что мне делать? Чего я хочу?
О чём я думал тогда…? Мне всё равно, умрёт ли она. Вот о чём.
В конце концов, это ничего не меняет. Разница только в том, придёт смерть раньше или позже. Даже если я буду жить дальше, то получу только ещё больше страданий и невзгод. В этом нет смысла. В жизни нет смысла. Будет лучше умереть. Это логическое заключение, которое никто не смог бы опровергнуть.
По крайней мере, его не мог опровергнуть я. К тому же, я подходил на роль спасителя самоубийц менее кого–либо.(меньше всех на свете)
— Это неправильно, — я продолжал молоть этот вздор. — Не говори, что ты собираешься умереть.
Слова звучали фальшиво.
Решив положиться на силу, я сделал шаг в сторону всё ещё размахивающей ножом Мисаки. Она отступила. Не обращая внимания на её дикие движения, я сделал выпад вперёд с вытянутой рукой. За момент до того, как я коснулся Мисаки, лезвие впилось мне в ладонь. Секундой позже потекла кровь. Снег впитал её.
Было больно, но боль была чудесна.
Мисаки заворожено смотрела на окровавленный нож. Я улыбнулся ей.
Похоже, что она тоже была готова улыбнуться.
Дул ветер, снежинки кружили вокруг нас.
Наконец, я понял. Я знал, что мне нужно делать: я не должен дать этой девушке умереть. Я спасу её.
Как? Найдутся ли силы у такого хикикомори, как я, на помощь другим людям? Разве такое возможно? Разве не должен я знать своё место? Ну?
Всё же, где–то должно было быть чудесное решение. Я верил в это. Должен быть способ всё наладить. Должен быть способ исполнить желания Мисаки и мои собственные мечты. Конечно, я уже знал ответ.
Я уничтожил бы её боль и сделал бы реальной для неё жизнь, где она счастлива и смеётся. Я дал бы ей энергии дожить до завтра и сил жить дальше. Способ — каким–то образом, я уже знал его.
Однажды она сказала мне:
«Если бы существовал такой ужасный Бог, мы могли бы жить без всяких забот. Если бы можно было всю ответственность за наши страдания свалить на Бога, у нас прибавилось бы спокойствия духа, не так ли?
Если бы я могла поверить в Бога, я бы могла стать счастливой. Ну и что, что он плохой, я всё равно могла бы стать счастливой. Беда в том, что… у меня плохое воображение, так что мне не так–то просто поверить в Бога. Неужели он не может сотворить для меня какое–нибудь зрелищное чудо, вроде тех, что происходят в Библии?»