Добро пожаловать в обезьянник (сборник)
Шрифт:
— А теперь я выберу себе императрицу! — заявил Гаррисон, оглядывая съежившихся на полу людей. — Первая женщина, которая осмелится встать на ноги, да станет законной владычицей моего сердца и трона!
В следующий миг, покачиваясь, точно ива на ветру, с пола поднялась одна балерина.
Гаррисон вынул уравнивающее радио из ее уха и с поразительной нежностью убрал с плеч уравнивающие мешки. В последнюю очередь он снял с балерины маску.
Она была ослепительно красива.
— А теперь, — сказал Гаррисон, беря за руку свою избранницу, — мы покажем этим людям, что значит танцевать! Музыку! — скомандовал
Музыканты поспешно заняли свои места, и Гаррисон снял с них уравнивающие приспособления.
— Играйте на всю катушку, — велел он музыкантам, — и я сделаю вас баронами, князьями и графами.
Заиграла музыка. Поначалу она была самая обыкновенная: дешевая, глупая, фальшивая. Но Гаррисон схватил в руки по музыканту, замахал ими, точно дирижерскими палочками, и пропел нужную мелодию. Потом водрузил музыкантов на место.
Музыка зазвучала снова — гораздо бойчее.
Гаррисон и императрица сначала просто слушали ее — с серьезным сосредоточенным видом, точно подстраивая сердцебиение под музыкальный ритм.
Затем встали на цыпочки.
Гаррисон обхватил ручищами тонкую талию девушки, давая ей в полной мере прочувствовать свою новую легкость.
А потом грянул взрыв радости и красоты — бах! — и они взлетели в воздух, нарушая не только все законы страны, но и законы физики.
Они порхали, кружились, качались, летали, резвились, прыгали и выделывали коленца.
Они скакали точно лунные лани.
Студия была высотой тридцать футов, но каждый прыжок приближал танцоров к потолку.
Они явно вознамерились его поцеловать.
И поцеловали.
А потом, силой собственной воли и любви уничтожив гравитацию, они зависли под потолком и долго, долго целовались.
Именно в это мгновение Диана Мун Клэмперс, Генеральный уравнитель США, вбежала в студию с двуствольным дробовиком десятого калибра в руках. Она сделала два выстрела, и император с императрицей умерли еще до того, как упали на пол.
Диана Мун Клэмперс перезарядила дробовик, прицелилась в музыкантов и дала им десять секунд на то, чтобы снова надеть уравнивающие мешки.
Тут телевизор Бержеронов выключился.
Хейзел хотела сказать Джорджу, что отключили электричество, но его не оказалось рядом: он ушел на кухню за пивом.
Джордж вернулся с банкой в руке и на секунду замер от громкого сигнала в ухе. Затем наконец сел.
— Ты плакала? — спросил он Хейзел.
— Угу.
— Почему?
— Забыла… По телевизору что-то очень грустное показывали.
— А что?
— В голове все перемешалось, не вспомнить, — ответила Хейзел.
— Ну и славно, грустное надо забывать, — сказал Джордж.
— Я так и делаю.
— Умница моя! — похвалил ее Джордж и весь съежился: в голове у него прогремел ружейный выстрел.
— Ух… ну и грохот, я вам скажу! — воскликнула Хейзел.
— Можешь сказать еще раз.
— Ух… ну и грохот! — повторила Хейзел.
1961
Кто я теперь?
«Клуб парика и маски Северного Кроуфорда» — любительский драмкружок, в котором я состою, — проголосовал за то, чтобы весной поставить
Так я стал постановщиком, хотя до сих пор ставил только противоураганные окна и заслоны, которыми сам же и торговал. Да-да, я продавец противоураганных окон, дверей и иногда — душевых кабин. Что же касается театральной сцены, самой моей важной ролью до сего дня был либо дворецкий, либо полисмен — не знаю, кого из них играть престижней.
Прежде чем согласиться на должность постановщика, я выдвинул кружку немало собственных условий, ключевым из которых было позвать на главную роль Гарри Нэша, единственного настоящего актера «Клуба парика и маски». Чтобы вы получили какое-то представление о многогранном таланте Гарри Нэша, перечислю вам его роли за один только прошлый год: капитан Куигг в «Трибунале над бунтовщиком с „Кейна“», Эйб Линкольн в спектакле «Линкольн в Иллинойсе» и, наконец, молодой архитектор в «Синей луне». В этом году Гарри сыграл Генриха VIII в «Тысяче дней Анны», Дока в «Вернись, малышка Шеба», а теперь еще я прочил ему роль Стенли, которую в фильме Элии Казана играет Марлон Брандо. Гарри не явился на собрание кружка и потому не мог согласиться или отказаться. Он никогда не посещал собрания — и вовсе не из-за важных дел, а потому что стеснялся. Гарри не был женат и даже не ходил на свидания, близких друзей у него тоже не было. На собрания он не приходил, поскольку без сценария не мог выдавить из себя ни слова.
Словом, на следующий день мне пришлось отправиться в скобяную лавку Миллера, где Гарри работал продавцом, и спросить его лично, согласен он на роль или нет. По дороге я зашел в контору телефонной компании, откуда мне почему-то прислали счет за звонок в Гонолулу, хотя я никогда в жизни в Гонолулу не звонил.
За окошком сидела дивной красоты девушка, которая вежливо объяснила мне, что компания установила новую машину для выписывания счетов, которая пока не отлажена и иногда ошибается.
— Вряд ли хоть один житель Северного Кроуфорда когда-нибудь позвонит в Гонолулу, — заметил я.
Пока девушка делала перерасчет, я спросил ее, местная ли она. Девушка ответила, что нет: телефонная компания прислала ее обучить местных сотрудниц обращаться с новой машиной. Закончит с этой — отправится в какой-нибудь другой город, обучать других сотрудников.
— Что ж, пока вместе с машинами присылают людей, за мир можно не опасаться.
— Простите? — не поняла девушка.
— Вот если машины начнут приезжать сами, тогда пиши пропало.
— А-а, — равнодушно протянула девушка. Видимо, тема ее не очень интересовала, да и все остальное как будто тоже. С виду она была какая-то деревянная — сама почти машина, генерирующая вежливые ответы от имени телефонной компании.
— И долго вы здесь пробудете? — спросил я.
— В каждом городе я провожу ровно два месяца, сэр, — ответила девушка. У нее были прекрасные голубые глаза, но в них не горело ни намека на любопытство или надежду. Она рассказала мне, что ездит из города в город уже два года — и везде чужая.