Добро пожаловать в обезьянник (сборник)
Шрифт:
— Какое бы решение вы ни приняли, — посоветовал мне он, — заклинаю: не повторяйте моих ошибок! Любой ценой попытайтесь сохранить семью! Знаю, иногда бывает паршиво, но поверьте, потом будет в сто раз паршивей!
— Ну, за одно я уже готов благодарить Бога…
— За что?
— Глория Хилтон пока не признавалась мне в любви.
В итоге я все же спустился к сыну Мурры.
На юном Джоне был мужской деловой костюм — полная тройка, с жилетом и всем
— Джон! — сказал я. — Приятно познакомиться, я давний друг твоего отца.
— Неужели? — Он осмотрел меня с головы до ног и руки не подал.
— У тебя очень… взрослый вид.
— Мне пришлось повзрослеть. Когда отец нас бросил, я стал главой семьи.
— Ну, Джон… Твоему папе тоже пришлось не сладко.
— Моему разочарованию нет предела. Я думал, мужья Глории Хилтон — самые счастливые люди на свете.
— Джон, когда ты вырастешь, тебе многое станет понятно…
— Вы о ядерной физике, надеюсь? Скорей бы! — Он повернулся ко мне спиной и выглянул в окно. — Где отец?
— Вот он, — сказал Мурра, спускаясь по скрипучей лестнице. — Вот твой глупый никчемный старик.
— Мне пора возвращаться в школу, — проговорил мальчик.
— Уже?
— Мне сказали, что случилась беда, иначе бы я не приехал. Никакой беды, насколько я понимаю, нет — так что я поеду, если не возражаешь.
— Не возражаю? — Мурра протянул к нему руки. — Джон, ты разобьешь мне сердце, если уйдешь вот так…
— Это как, отец? — ледяным тоном осведомился мальчик.
— Не простив меня.
— Я никогда тебя не прощу. Извини, но это единственное, на что я не способен. — Джон кивнул. — Буду ждать тебя в машине.
С этими словами он вышел из дома.
Мурра сел в кресло и спрятал лицо в ладонях.
— Что же мне делать? Наверное, я это заслужил. Придется стиснуть зубы и терпеть.
— У меня в голове крутится только одно решение, — сказал я.
— Это какое?
— Дать ему пинка.
Так Мурра и поступил.
Чернее тучи, он вышел из дому и зашагал к машине.
Там он наврал Джону про сломанное пассажирское сиденье, и тот выбрался на улицу, чтобы отец его починил.
В следующий миг Мурра наподдал ему под зад: вряд ли это было больно, скорее — неожиданно.
Мальчик сверзился с холма в те самые кусты, где прошлой ночью мы с его отцом искали чертополох. Когда Джону наконец удалось остановиться и оглядеться по сторонам, вид у него был весьма удивленный и несколько ошалелый.
— Джон, — обратился к нему Мурра, — ты прости меня, но я ничего лучше не придумал.
Впервые мальчик не смог огрызнуться.
— Я совершил в жизни много серьезных ошибок, — продолжал Мурра, — но эта,
Мальчик по-прежнему не знал, как ответить отцу, но могу с уверенностью сказать, что новых пинков ему не хотелось.
— Вернемся в дом, — предложил Мурра, — и обсудим все как взрослые люди.
Они вернулись, поговорили, и Мурра убедил сына позвонить матери в Лос-Анджелес.
— Скажи ей, что мы помирились и хорошо проводим время, что я был ужасно раздавлен и теперь умоляю ее принять меня обратно на любых условиях, а с Глорией Хилтон покончено раз и навсегда.
Мальчик передал все это матери, и она долго плакала, и он плакал, и Мурра, и даже я.
А потом первая жена Мурры сказала ему, чтобы он скорее возвращался домой. И на этом дело закончилось.
Ах да, насчет дверцы для душевой кабинки: мы действительно решили поменяться. Ему досталась моя, за двадцать два доллара, а мне — его, за сорок восемь. Это если не считать портрета Глории Хилтон.
Когда я вернулся домой, жены не было. Я повесил новую дверцу. Пока я это делал, за мной наблюдал мой сын. У него почему-то был красный нос.
— Где мама? — спросил я.
— Ушла.
— Когда вернется?
— Сказала, что никогда.
Меня затошнило, но виду я не подал.
— Опять эти шуточки, — сказал я. — Все время она так говорит.
— А я первый раз слышу, — ответил сын.
По-настоящему страшно мне стало, когда пришло время ужина, а жены все не было. Я набрался храбрости, приготовил нам с сыном поесть и сказал:
— Видимо, что-то ее задержало…
— Отец.
— Да?
— Что ты с ней сделал вчера ночью? — Тон у сына был очень надменный и властный.
— Не твое дело. Будешь совать нос куда не просят — схлопочешь пинка.
Это немного его успокоило.
Слава Богу, жена вернулась домой в девять вечера.
Она была бодра и весела. Заявила, что отлично провела время: прошлась по магазинам, отужинала в ресторане, сходила в кино — и все в одиночку.
Поцеловав меня на ночь, она ушла наверх.
Я услышал, как полилась вода в душе, и вдруг с ужасом вспомнил о портрете Глории Хилтон на дверце душевой кабинки.
— О Господи! — вскричал я и бросился наверх — объяснять, откуда на кабине взялся портрет и что завтра же утром его сотрут пескоструйной машиной.
Я вошел в комнату.
Жена стояла в ванной и принимала душ.
Оказалось, они с Глорией Хилтон одного роста, поэтому портрет на дверце стал для моей жены вроде маски.
Она нисколько не злилась — наоборот, ей было смешно: она захохотала и спросила с улыбкой: