Доброе дело

По пути в музыкальный магазин на другом конце города, Нора упорно не брала трубку. Телефон не переставал звонить. Возможно, если она не ответит, то Кингсли забудет зачем набирал ее номер. Двенадцатое декабря означало, что через тринадцать дней будет Рождество. У нее и так было куча дел, помимо избиения младшего братишки мэра.

Она уже подъехала к "Терменвокс", когда ее телефон закричал на нее снова. Зарычав, она вытащила его из кармана пальто.

– Кинг, новое правило: никаких извращений на Рождество.

Она вышла из машины и захлопнула за собой дверь.

– Сорок тысяч долларов, - был его ответ.

Нора

сделала паузу, чтобы подобрать свою челюсть с тротуара.

– Хорошо, пусть будут извращения на Рождество. Что за работа?

– Целая неделя в Лас-Вегасе. Все расходы оплачены.

Нора облокотилась на капот машины и скрестила ноги в лодыжках, плотнее кутаясь в пальто. Температура утром упала на десять градусов. К вечеру обещается быть снег. Она даже чувствовала его запах в воздухе.

– Пара?

– Только он.

– Фетиш?

– Ноги. Боль. Кровь.

Нора вздохнула. Теперь придется проводить профессиональную стерилизацию набору игл. Снова.

– Звучит довольно просто. В чем подвох?

За сорок тысяч долларов должен быть подвох.

– Никакого подвоха. Честно.

– Кинг, не вешай мне лапшу на уши. В чем подвох?

– Его имя Виктор Моретти.

– Ублюдок.

– Так это "oui" или "non''?
– спросил Кинг, его гортанный смех, казалось, поднял температуру обратно на десять градусов.

– Это значит "нихрена". Моретти? Он же мафиози. А ты знаешь, я не играю с мафией.

– Виктор всего лишь один из сыновей Моретти. У него никогда не было судимости.

– У тебя тоже никогда не было судимости. Это ни о чем не говорит.

– Он не состоит в семейном бизнесе. Будь иначе, он не стал бы пересекать всю страну, чтобы убежать от клана.

– В Вегас, куда мафиози уходят на пенсию. Кинг, он сын, мать его, криминального босса. Из-за этих людей мой отец был похоронен в закрытом гробу, помнишь? Ты знаешь мое правило номер один, - сказала Нора, направляясь к "Терменвокс".
– Любая работа, не связанная с мафией. Откажи ему, но будь милым.

Нора прервала разговор с Кингсли, когда вошла в магазин. Она заказала новый чехол для гитары Уесли, и его, наконец-то, доставили. Ей хотелось подарить его прежде, чем мальчик уедет в Кентукки пятнадцатого числа, чтобы встретить Рождество с родителями. А вот у нее самой пока не было никаких планов на Рождество. Возможно, она бы слетала на Ямайку на неделю, понежиться на пляже. А может быть, поехала бы в Париж и подцепила какого-нибудь красивого незнакомца. Но она бы предпочла провести свое Рождество у Кингсли.

После рождественской утренней мессы, Сорен обычно завтракал со своей сестрой Клэр на Манхэттене, а затем на весь оставшийся день скрывался с ней и Кингсли в городском доме. Они обменивались подарками, ели и много пили. Но потом она оставила Сорена и, соответственно, такое празднование Рождества. Она чуть не попросила Уесли остаться с ней, но знала, что милый мальчик сделал бы это только, чтобы не оставлять ее одну. Она не могла просить его пропустить Рождество с родителями. Безумный мальчишка по-настоящему любил свою семью. Экий принцип.

Евреи. Вот и ответ. Ей нужно больше евреев в ее жизни. Ну, вот! Теперь у нее был новогодний замысел - завести больше друзей-евреев. Тогда у нее будут люди, чтобы замутить вечеринку, пока другая часть мира занята со всеми этими Рождественскими штуками. Идеальный план. Евреи, мусульмане, буддисты, может быть и атеисты. Как раз этим она и займется.

В музыкальном магазине, Нора нашла владельца, и он ушел на склад, чтобы принести чехол для гитары Уесли. Пока Сатерлин ждала, она стала бродить по помещению. В смежной комнате она остановилась - ее взгляд упал на самый красивый рояль, который ей

доводилось видеть в своей жизни. Идеальное черное покрытие с блестящим золотыми внутренностями. Конечно, то, что находилось внутри пианино не называлось "внутренностями". Как же это называлось? Сорен знает.

– Чудесное, не так ли?
– хозяин магазина вернулся в зал с чехлом для гитары.
– Императорский B"osendorfer [1] . Полностью отреставрированный. Одним из владельцев была жена пресвитерианского священника.

– Пресвитерианского?
– повторила она.
– Чертовы кальвинисты.

– Простите?
– сказал он, явно не понимая, о чем это она.

– Не берите в голову.
– Сорен был единственным человеком в ее окружении, который на вопрос «Что его бесит больше всего?» ответил: «Кальвинизм».
– Оно прекрасно. Какая у него цена?

– Вообще-то, очень приемлемая. Оно продается на условиях консигнации [2] , семья не может дождаться, чтобы избавиться от него. Сорок пять. Доставка и настройка включены.

У Норы подогнулись ноги, когда она услышала цифру.

– Сорок пять тысяч?

– Я знаю, - сказал владелец, качая головой.
– Это грабеж. Новое вам бы обошлось в восемьдесят.

– Боюсь, это немного превышает мой ценовой диапазон.
– У нее было достаточно денег для приобретения рояля, но только впритык. У нее также была ипотека, сосед, которого она содержала, и мечта бросить работу у Кингсли, чтобы заниматься писательской деятельностью все свое время. Если она потратит сорок пять тысяч долларов на рояль, ей и Уесу придется питаться лапшой быстрого приготовления весь следующий год. Либо так, либо ей необходимо получить чертовски выгодную книжную сделку, как можно быстрее.

– Вам следует его опробовать, по крайней мере. Рояль требует того, чтобы на нем играли.

Нора протянула руку и коснулась клавиш, не нажимая на них.

– Нет, я не играю. У меня есть...
– она сделала паузу, пытаясь подобрать правильное слово, - ... друг. Он превосходно играет. Научился у своей матери, а дальше по большей части самоучка. Один из тех, кого называют вундеркиндами.

– Профессионал?

– Иезуитский священник. Он играет с хором иногда, если нужно. У него Steinway [3] , но в нем есть небольшая поломка.