Доброе лицо зла
Шрифт:
Но вскоре злобноватая усмешка на его лице сменилась выражением глубокой озабоченности. Гуров, опять Гуров! Недооценивать полковника ни в коем случае нельзя, себе дороже обойдется. Это ведь именно Лев Гуров требовал тогда, в давние времена, для него самого строгого суда и тюремного заключения. Чистоплюй, генеральский любимчик! И дружок гуровский, Крячко, активно подпевал. В тот раз обошлось…
Память услужливо подсказала ему то упоительное чувство абсолютной власти над другим человеком, которое он испытал тогда, которое чуть не привело его за колючую проволоку.
Крюк правой в челюсть и одновременно прямой левый в солнечное сплетение. Ага, не понравилось?! Свалился, голубчик? Так это ж только начало!
Его сапоги крушили ребра ползающей у него в ногах твари, недостойной называться человеком. А теперь по печени ему! И еще разок. И еще. Дошло, негодяй, с кем ты осмелился спорить? Пощады просишь?! Не дождешься пощады!
Даже сейчас, спустя столько лет, вспоминать об этом было до сладкой дрожи приятно. Так, наверное, ощущает свое могущество бог, карающий строптивого грешника.
И он продолжал избивать уже потерявшего сознание негодяя, пока изо рта у того не пошла кровавая пена. Только тогда волшебный багровый туман всевластия и полной, окончательной правоты стал ме-едленно рассеиваться перед его глазами. Что-то подобное – только сильнее! – он испытал позже, уже в Чечне.
Ах, негодяй остался инвалидом? Бедняжка… Пусть скажет спасибо, что вообще остался живым!
…Человек, который пять минут тому назад сидел за рулем угнанной «восьмерки», а сейчас спокойно шел по бульвару, встряхнул головой, отгоняя ненужные воспоминания. Да, в тот раз обошлось. А в этот?
Конечно, если бы он знал, что в дело вмешается Лев Гуров со своим неразлучным приятелем Стасом Крячко, он бы трижды подумал, стоит ли пускаться в эту авантюру. И, скорее всего, воздержался бы от нее, хоть случай представлялся исключительно удобный. Но кто ж мог предположить, что в друзьях у Виктора Покровского такие асы? Что он рискнет обратиться за помощью к ним? И ведь Покровский не нарушил поставленных ему условий. По крайней мере пока. Вряд ли Гуров настолько глуп и неосторожен, что будет заводить по похищению официальное дело. Беда в том, что, действуя неофициально, полковники Гуров и Крячко не менее опасны.
Он вновь с досадой встряхнул головой, на этот раз ярко и в деталях вспомнив события двухмесячной давности.
…Еще в тридцатых годах прошлого века на дальней тогда окраине Москвы, в Бибиреве, стали возникать небольшие дачные поселки. Участки под застройку там получали чиновники средней руки из Наркомата тяжелой промышленности – птенчики Орджоникидзе, партийные функционеры невысокого ранга, невысокого же полета следователи НКВД и прочие верные слуги режима, стоящие на средних ступеньках иерархической лестницы. Дворцов, подобных загородным особнякам современных «новых русских», они, понятное дело, не возводили, не то было время. Строились скромно.
Сегодня эти уютные дачные оазисы оказались в городской черте разросшейся столицы, новая застройка там не ведется, но и отбирать участки у наследников сталинских гвардейцев московские власти
Один из таких участков расположился у крохотного пруда, к самому берегу которого примыкал сад. В нем росли старые яблони, были разбросаны кусты смородины, по краям он густо зарос репейником, лебедой и краснушкой. В самой глубине сада, в окружении сливовых и вишневых деревьев, высилась чуть покосившаяся, но еще крепкая двухэтажная деревянная дачка, крытая шифером.
Стояло раннее весеннее утро. Ночная роса еще не сошла, и травы – сине-сиреневый мышиный стручок, голубые волны незабудок, малиновый дегтярник – стояли туманные. А в глубине кустов бересклета у ворот ограды, среди отстоявшихся прозрачных лужиц виднелся покрытый мелкими капельками пучок ландышей.
От берега пруда скользнула, на мгновение повиснув над травой, иволга. Тропическое оперение птицы сверкнуло в солнечных лучах, точно струйка огня. Иволга взмыла к верхушке яблони и закачалась на тоненькой ветке. На высокой ветле, выросшей у самой воды, кукушка завела счет чьим-то годам.
На длинной деревянной скамье у крылечка дачи сидели лицом друг к другу двое мужчин. Между ними на газете была рассыпана нехитрая закуска – черный хлеб, куски копченого сала и селедки, порезанные головки лука, соленые огурцы. Там же стояла початая литровка «Кристалла», два граненых стаканчика. Словом, скромно и без излишеств, хоть по уровню доходов могли эти двое наворачивать черную икру ложками, запивая ее коллекционным «Двином» четвертьвековой выдержки.
Мужчины вели неспешную и невеселую беседу.
Одним из собеседников был он, и именно тогда ему в голову пришла очень заманчивая идея. Лучше б не приходила, а теперь сделанного не воротишь, поезд ушел!
Значит, нужно максимально обезопасить себя. С двух сторон: со стороны Гурова и со стороны гм-м… его тогдашнего собеседника. А для этого один человек должен умереть, потому что только этот человек знает его истинную роль в происходящем и догадывается – может догадываться! – о его истинных целях. Этого человека придется убить, и сделать это должен он сам, не привлекая «помощников». Даже Славика, его он прибережет на крайний случай, тем более не пойдет Славик на убийство сотрудника той самой фирмы, где сам трудится. И не простого сотрудника! Тут даже прямой приказ не сработает… Придется самому. Что ж, крови он не боится, а убивать людей ему доводилось и раньше. Он сумеет соответствующим образом обставить эту смерть. И не затягивать!
Вот тогда, даже если дело провалится, можно будет обойтись минимальными потерями!
Хотя почему это оно провалится? Полковник Лев Гуров – не господь бог, а стержневая задумка по-прежнему крепка! Но что-то с Гуровым надо делать, необходимо хотя бы временно вывести его из игры. Беда в том, что полковник – ему ли не знать! – отличный сыщик. Уж если взялся за дело, то доведет его до конца, все ниточки распутает.
Из этого следует, что даже если игра выгорит, если все пойдет по плану, то можно серьезно поплатиться потом. Тем более что девчонку придется вернуть – а это какой след!