Добролюбов
Шрифт:
Надо подчеркнуть громадную заслугу Некрасова, который смело привлек к работе таких молодых, начинающих журналистов, какими были Чернышевский и Добролюбов. По справедливым словам Антоновича, «Добролюбов в глазах Литераторов, сверстников и друзей Некрасова был мальчишкой, не имевшим солидной подготовки… Но Некрасов… своим опытным редакторским взглядом увидел в нем драгоценного сотрудника и принял его в состав редакции».
А. Я. Панаева рассказывает, как однажды за обедом у Некрасова Тургенев недовольно сказал:
— Однако «Современник» скоро сделается исключительно семинарским журналом; что ни статья, то семинарист оказывается автором!
— Не все ли равно, кто бы ни написал статью, — раз она дельная, — возразил на это Некрасов, прекрасно
Соотношение сил в «Современнике» резко изменилось с приходом Добролюбова. Чернышевский и Некрасов получили в его лице мощное подкрепление, что не замедлило сказаться на общем облике журнала. Его революционно-демократическое направление вырисовывалось все более резко. Борьба с либерально-дворянской группой заметно обострялась. «Журнальный триумвират», ставший теперь во главе «Современника», сумел придать ему характер боевого органа передовой мысли, отражающего силу и размах освободительного движения в стране.
Политические позиции «Современника» в конце 50-х годов определялись стремлением к революционным преобразованиям, признанием крестьянства главной революционной силой современного общества. Пропаганда материализма и атеизма, разоблачение идеалистической реакции характеризуют философское направление журнала. Борьба за реалистическую литературу, отражающую нужды и чаяний народа, за выдвижение писателей, находящих смысл своей деятельности в служении народным интересам, становится основой литературной программы «Современника».
В таких условиях предстояло Добролюбову погрузиться в редакционные дела журнала. С жаром принялся он за работу, вкладывая в нее всю страстность и непримиримость борца, самоотверженность неутомимого труженика, человека идеи и долга. И даже люди, скептически относившиеся к появлению этого «мальчишки», вчерашнего студента, в редакции солидного журнала, даже те, кто, глядя на него, утверждал, что литература окончательно «провоняла семинарией», должны были с удивлением отдать должное его уму, знаниям, вкусу, блестящей одаренности и образованности. Некрасов со своей стороны заботился о том, чтобы укрепить авторитет молодого литератора в глазах писателей старшего поколения. Так, в конце 1857 года он писал Тургеневу: «Читай в «Современнике» Критику, Библиографию, Современное обозрение, ты там найдешь местами страницы умные и даже блестящие. Они принадлежат Добролюбову, человек очень даровитый».
Н А. Некрасов. Фотография 1859 года.
Редакторы выстаивают свои статьи. Карикатура из журнала «Искра».
Оценивая работу Добролюбова в «Современнике», Некрасов говорил: «…С самой первой статьи его, проникнутой, как и все остальные, глубоким знанием и пониманием русской жизни…все, кто принадлежит к читающей и мыслящей части русской публики, увидели в Добролюбове мощного двигателя нашего умственного развития. Сочувствие к литературе, понимание искусства и жизни и самая неподкупная оценка литературных произведении, энергия в преследовании своих стремлений соединялись в личности Добролюбова. «Меньше слов и больше дела» — было постоянным девизом его…» Так вспоминал Некрасов о своем рано погибшем друге и соратнике в речи, произнесенной над его могилой. Он утверждал также, что «в Добролюбове во многом повторился Белинский»; Некрасов имел в виду принципиальность в оценке литературных явлений, преданность, революционным убеждениям, громадное влияние критиков на русское общество.
Все эти качества проявились в избытке
Замечательна по существу и по форме статья о сочинениях графа В. Соллогуба, написанная еще в стенах института, но вышедшая из печати ко времени возвращения Добролюбова из Нижнего (она появилась в июльской книжке «Современника» за 1857 год). Этой статьей он начал свою долгую и упорную борьбу с либерально-дворянской литературой. Чтобы отстаивать принципы народности и реализма, надо было расчистить место, освободиться от всего, что мешало развиваться тем росткам нового, которые внимательно отыскивал критик в литературе и жизни.
В статье о Соллогубе нет ни одного резкого слова, — наоборот, вся она написана спокойно, корректно и внешне имеет вид прямой похвалы писателю. Добролюбов даже спорит с критиками, которые не сумели оценить его достоинств; «До сих пор весьма мало обращали внимания на одну особенность графа Соллогуба, в этом отношении равняющую его чуть ли не с самим Марлинским, — на его блистательное красноречие в описаниях и разговорах действующих лиц». Приведя вслед за этим несколько цитат, наглядно подтверждающих, что в смысле фразерства и цветистых описаний Соллогуб превзошел самого Марлинского, критик делает вывод: «Все это решительно убеждает нас, что талант графа Соллогуба нисколько не изменился и блестит по-прежнему, по крайней мере, в отношении к искусству выражения».
Переходя к существу дела, Добролюбов хвалит Соллогуба за его удивительно подробные описания быта, но тут же выясняется, что кругозор писателя-аристократа ограничен узкими пределами «большого света». «В особенности описания великосветского общества хороши у графа Соллогуба. Он изображает его с любовью, нежность вникает в малейшие, едва уловимые оттенки различных его явлений, разбирает его с уверенностью знатока и близкого человека. Это, впрочем, совершенно натурально: автор «Большого света» [14] сам живет среди этого общества; он кровно связан с ним, Он ежедневно видит перед глазами «эту бедную картину этого бедного Света», как он сам выражается… Немудрено, что он так хорошо ее описывает: он полагает здесь часть души своей, выражает самого себя…»
14
Так называлась повесть Соллогуба, где он в пасквильном виде пытался изобразить Лермонтова.
Из приводимых вслед за этим цитат видно: жизнь великосветского общества пуста и бессмысленна, герой рассказов Соллогуба, в которых он выражает самого себя, — светские хлыщи и фаты — люди до предела ничтожные.
Насмешливые замечания Добролюбова, прикрытые ироническими комплиментами, со всей очевидностью показывали, что ничтожество Соллогуба, салонного писателя 30-х годов, внезапно воскресшего совсем в другую эпоху, определялось прежде всего реакционностью его мировоззрения; Добролюбов вскрывает классовую природу писателя, «кровно связанного» с верхними слоями общества, с «большим светом», и чуждого народу.
В разборе творчества графа Соллогуба, а также в написанных вслед за этим статьях о романе графини Е. Ростопчиной, о пьесе барона Е. Розена, о стихах В. Бенедиктова и некоторых других забытых теперь поэтов Добролюбов произнес суровый приговор литературе реакционного дворянства, литературе вчерашнего дня, выглядевшей прямым анахронизмом в условиях нового времени. Покончив с этой задачей, критик переходил к другим, еще более насущным литературно-политическим вопросам.
В обстановке обострения классовых противоречий в стране особую опасность для революционного лагеря представляла идеология дворянского либерализма, определявшаяся стремлением некоторых кругов дворянства к административным реформам, к исправлению отдельных недостатков с помощью робкой критики «в пределах дозволенного».