Добрые феечки Нью-Йорка
Шрифт:
— И ведь Кэл, жалкий ублюдок, это играть умеет! — проворчала Керри, и глаза ее горели ненавистью.
В доме через дорогу Динни выглянул в окно.
— Забавно, — пробормотал он. — Могу поспорить, там только что кто-то играл на скрипке.
— Не обращай внимания, — сказала Хизер. — Просто кошка в течке орала. Послушай, а ты уверен, что у тебя не найдется даже малюсенькой капельки виски?
ПЯТЬ
После
— Шла бы ты отсюда жить куда-нибудь еще, — сказал он фее.
Хизер ответила, что не может оставить Макинтоша в беде.
— Ни в какой я не в беде.
— Нет, в беде.
На самом деле Хизер просто некуда было идти. И разве это не перст судьбы, что первый, кого она встретила в этом огромном городе, оказался Макинтошем? Выходит, нужно быть тут. Вытурить ее Динни все равно не сможет — она умеет становиться невидимой.
Она сидела, ела его печенье и упражнялась с телевизионным пультом. Она имела довольно смутное представление о том небольшом количестве передач, которые показывали в Англии, поэтому местные пятьдесят каналов совершенно ее заворожили.
Динни дома не было — он ушел на поиски заработка, проворчав, что задолжал за квартиру, и его вот-вот могут выселить.
— Ладно, ладно, — ответила Хизер, не понимая смысла этих слов.
Все утро он униженно проторчал у курьерской конторы, ожидая хоть какой-то работы. Рассыльный из Динни был никудышный. Быстро ездить на велосипеде он не мог — слишком толстый, — а на плохую работу не соглашался по вздорности характера, поэтому рассчитывать ему было практически не на что, и остальные курьеры только потешались над ним.
В этот день он снова ничего не заработал и в мрачном расположении духа ехал домой, размышляя, где бы достать денег на квартиру.
Повернув на 4-ю улицу, Динни встретил Керри. Проезжая мимо, он напустил на себя холодный вид. Он часто встречал Керри и терпеть ее не мог.
— Шлюха подзаборная, — бормотал он себе под нос, когда она легкой походкой пролетала мимо. — Гитаристка недоделанная, — шипел он еле слышно, встречая ее в обществе какого-нибудь вертлявого красавчика. — Сучка, — бросал он в сторону, когда, свесившись из окна в четыре часа утра, наблюдал, как таксист выгружает пьяную и хохочущую Керри и помогает ей подняться по лестнице.
Керри ужасно ему нравилась.
Хизер радостно приветствовала Динни.
— Я с тобой не разговариваю, — буркнул он. — Я решил в тебя не верить — может, тогда ты сгинешь.
— Почему ты со мной такой грубый?
— Потому что я — разумный человек, и у меня нет времени на всякую мерзкую нечисть.
Динни открыл банку тушенки, подогрел на сковородке, съел и поставил тарелку на груду грязной посуды, что возвышалась в раковине. Он был скрупулезно неряшлив. Ни в одной из двух его огромных комнат, не нашлось бы ни единого чистого предмета, лежавшего бы на своем месте. При его квартплате у него было удивительно много жилого пространства, потому что эти комнаты над театром не были предназначены для жилья. Он незаконно
— Я смотрела потрясающую передачу, — сказала Хизер, — про одну большую семью, у которой куча нефтяных скважин в Техасе. Ты представляешь, один из членов этой семьи попал в автокатастрофу и из-за страшных ран уже не мог дышать, но тут его секретарша, которая училась на медсестру, воткнула ему в горло нож, вставила шариковую ручку в трахею и дула в нее, пока не приехала «скорая». Она спасла ему жизнь! Экстренная трахеотомия, кажется, так это называется. Когда он уже в неотложке взял ее за руку и признался, что любит ее, я даже прослезилась.
Не обращая на нее внимания, Динни взял скрипку, вышел из дома, сел на велосипед и уверенно покатил по Второй авеню.
— Куда мы едем? — раздалось в воздухе. Голос доносился от руля.
Динни взвыл и свалился с велосипеда.
— Не удивительно, что ты ничего не можешь заработать курьером, — сказала Хизер, стряхивая грязь с килта. — Ты все время попадаешь в аварии.
Динни хрипел и отплевывался.
— Может, тебе нужна трахеотомия? — с надеждой в голосе спросила Хизер, выхватывая меч.
— Ты какого черта тут делаешь?
— Захотелось прогуляться.
Динни ехал играть на улице, что делал только в случаях крайней нужды.
Он пристегнул велосипед на площади Святого Марка. Тут же к нему один за другим подошли трое молодых оборванцев и попросили денег. Не обращая на них внимания, Динни достал скрипку и заиграл.
Хизер не верила своим ушам. Динни играл невообразимо плохо. Прохожие спешили перейти на другую сторону улицы и через плечо выкрикивали оскорбления. Мелкий торговец кокаином, стоявший на перекрестке, решил сделать перерыв на обед. Бездомные в тряпье были слишком потрепаны жизнью, чтобы чья-то игра на скрипке могла их согнать с места, поэтому они просто отвернулись.
За полчаса ужасного пиликанья Динни не заработал ни гроша. Он грустно отстегнул велосипед и собрался уезжать.
Хизер не могла видеть, как страдает музыкант из рода Макинтошей.
— Не уходи, — шепнула она.
— Какой смысл стоять?
— Начинай заново, — скомандовала Хизер, и, прыгнув ему на скрипку, пережала струны. Невидимая для всех, она заиграла на своей скрипке, а Динни только изображал, что играет. Она играла пронзительные шотландские рилы: «Саламанка», «Мисс Кэмпбелл из Монзи», «Тори Берн» и множество других, и в каждую добавляла риффов из своих любимых «Рэмоунз», а под конец исполнила волнующий «Туллохгорум».
Толпа восторженно аплодировала. В футляр от скрипки дождем посыпались монеты. Динни собрал деньги и удалился, торжествуя. Он был так доволен добычей и аплодисментами, что даже собирался поблагодарить Хизер, и все было бы просто замечательно, если бы он вдруг не обнаружил, что его велосипед угнали.
— Дура безмозглая! — заорал он. — Зачем ты заставила меня играть, я же успел отстегнуть велосипед!
— Ну я же не знала, что его могут украсть, — возразила Хизер. — У нас в Крукшанке велосипеды не воруют.