Добрые предзнаменования (пер. В.Филиппов)
Шрифт:
Она набрала следующий номер в списке.
Лиза никогда не собиралась стать телефонным продавцом. На самом деле она хотела стать всемирно известной прожигательницей жизни и звездой модных курортов, но ей не удалось закончить и девяти классов.
Если бы она была достаточно усидчивой, чтобы преуспеть в карьере всемирно известной прожигательницы жизни и звезды модных курортов или медсестры в кабинете дантиста (вторая профессия, которую она указала в профориентационной анкете), или, впрочем, в любой другой карьере, кроме карьеры телефонного продавца, работающего именно в этом
Может быть, ненамного дольше, принимая во внимание, что сегодня – день Армагеддона, но уж на несколько часов наверняка.
А для того, чтобы продлить себе жизнь на эти несколько часов, ей нужно было просто не набирать тот номер, который она только что набрала, и который числился в ее списке как дом мистера А. Дж. Колли (фамилию переврали в лучших традициях передаваемых в десятые руки списков для почтовых рассылок) в районе Мейфэр.
Но она его набрала. И подождала, пока он не позвонил четыре раза. И сказала:
– Вот фигня, опять автоответчик, – и уже опускала трубку.
И тут из трубки что-то вылезло. Что-то очень большое и очень злобное.
Оно было похоже на жирного короткого червя. Огромного жирного червя, состоящего из тысяч и тысяч крохотных жирных червей, и все они извивались и издавали один и тот же вопль. Миллионы крошечных ртов яростно открывались и закрывались, и каждый кричал одно:
– КРОУЛИ!
Оно замолчало. Оно слепо качнулось взад-вперед, словно оценивая обстановку.
Потом оно распалось.
Оно распалось на тысячи тысяч извивающихся серых червей. Они потоком хлынули на ковер, на столы, на Лизу Морроу и девять ее сослуживцев, они хлынули в их рты, ноздри, легкие, они вгрызлись им в плоть, в мозг, в глаза и уши и внутренности, бешено размножаясь при этом, заполняя комнату, как смерч извивающейся плоти и слизи. Потом они вновь слились, свернулись комками в одно огромное целое, заполнившее комнату от пола до потолка и нежно дрожащее.
В этой бесформенной массе плоти открылось подобие огромного рта (с каждой из почти-губ тянулись какие-то мокрые и липкие пряди) и Хастур сказал:
– Вот что мне было нужно.
Ему пришлось провести полчаса в плену автоответчика, имея в качестве собеседника только сообщение Азирафеля, и это не улучшило ему настроения.
Равно и как то, что теперь придется объяснять Преисподней, почему он не вернулся полчаса назад, и, главное, почему с ним нет Кроули.
В аду и так полно неудачников.
С другой, хорошей, стороны, он по крайней мере знал, что говорится в сообщении Азирафеля. И этим он мог заплатить за то, чтобы его существование не прекратилось.
В любом случае, продолжал он свои размышления, если ему придется испытать на себе возможный гнев Повелителя Тьмы, то, по крайней мере, не на пустой желудок.
Комната заполнилась густым сернистым дымом. Когда он рассеялся, Хастур уже исчез. В комнате не осталось ничего: только десять чисто обглоданных скелетов, несколько лужиц расплавившегося пластика и, кое-где, блестящие железки, которые когда-то могли быть деталями телефона. Намного лучше было бы стать медсестрой в зубном кабинете.
Однако
Вы бы не опознали в нем тот же самый автомобиль. На нем не было ни одного непомятого места. Обе передние фары разбились. Колпаки с колес давно слетели. Он был похож на ветерана доброй сотни гонок на выживание.
Ехать по тротуарам оказалось тяжело. Еще хуже было в подземных переходах. Хуже всего пришлось при переезде через Темзу. По крайней мере, ему хватило разумения поднять стекла в окнах.
И все же он был здесь. И сейчас.
Через пару сотен метров он выедет на М40, а по ней, практически напрямую, доберется в Оксфордшир. Оставалась единственная загвоздка: снова между Кроули и большой дорогой пролегло шоссе М25. Истошно вопящая, пылающая лента боли и темного света [48] .
48
«Темный свет» – не совсем оксюморон. Это цвет, следующий за ультрафиолетом. По-научному он называется «ультрачерный». Его очень просто увидеть, если поставить следующий эксперимент: найдите прочную кирпичную стенку, перед которой достаточно места, чтобы хорошенько разбежаться, пригните голову и со всех сил бегите. Тот цвет, на фоне которого у вас в глазах расцветет вспышка боли во лбу в момент, непосредственно предшествующий смерти, и называется ультрачерным.
Одегра. Ничто не может пересечь этот знак и остаться в живых.
Ничто смертное, разумеется. Что случится с демоном, Кроули не мог утверждать с полной уверенностью. Его, конечно, не убьет, но приятного все равно мало.
Впереди, перед въездом на эстакаду, полиция перекрыла дорогу. Выгоревшие остовы машин – некоторые еще горели – ясно демонстрировали, что случилось с машинами, которые попытались проехать по эстакаде над темным шоссе.
Особой радости на лицах полицейских не было.
Кроули переключился на вторую скорость и нажал на газ.
Полицейский кордон он проехал на скорости под сто километров. Это было проще всего.
Случаи самопроизвольного возгорания человека отмечаются во всем мире. Идет себе кто-нибудь по жизни, вполне довольный собой, вдруг раз – и от него остается только грустная фотография, на которой кучка пепла и чудесным образом нетронутая огнем одинокая кисть или ступня. Свидетельств самопроизвольного возгорания автомобиля намного меньше.
Каковы бы ни были статистические данные, они только что пополнились еще одним случаем.