Добрые предзнаменования (Пер. Виктора Вербицкого)
Шрифт:
Но какой бы ни была эта статистика, она только что повысилась на единицу.
Кожаные покрытия сидений стали дымиться. Глядя прямо перед собой, Кроули левой рукой нашарил на кресле для пассажиров «Прелестные и аккуратные пророчества Агнес Безумцер» и переместил книгу в безопасное место – себе на колени. Хотелось бы ему, чтобы она это предсказала [72] .
Потом пламя окружило машину.
Но он должен был продолжать ехать.
На другой стороне переезда было еще одно полицейское
72
Она и предсказала. Стих гласил: «Кричать будет улица света, колесница черная Змия загорится, и более не будет Меркурий песни свои петь.» Большинство семьи соглашалось с Желати Приббором, который в 1830-х написал небольшую монографию, где объяснил этот стих как метафору изгнания «Иллюминати» Вайсхаупта из Баварии в 1785-ом. Прим.авт.
Некоторые полицейские во что угодно поверят. Но только не лондонские полицейские… Л.П. была самой твердой, самой цинично-прагматичной, самой упрямо приземленный частью полиции в Британии.
Трудно, очень трудно поразить полицейского из Л.П.
Поразить его может, к примеру, огромная, разбитая машина, которая является ни более, ни менее, чем огненным шаром, пылающим, ревущим, погнутым металлическим лимоном из Ада, ведет которую усмехающийся лунатик в темных очках, сидящий среди огня, машина эта оставляет след из черного дыма, и мчится она прямо на них со скоростью восемьдесят миль в час сквозь хлещущий дождь и ветер.
Каждый раз этот трюк срабатывает.
Карьер был тихим центром бушующего мира.
Гром не просто гремел сверху, он рвал воздух пополам.
– Ко мне еще друзья придут, – повторил Адам. – Скоро прибудут, и тогда взаправду начнем.
Пес начал выть. Больше это не был вой-сирена одинокого волка, это были странные колебания, издаваемые маленьким псом, попавшим в очень скверную ситуацию.
Пеппер сидела, глядя на свои колени. Она о чем-то думала.
Наконец она подняла глаза и уставилась в пустые серые глаза Адама.
– А ты какой кусочек получишь, Адам? – спросила она.
Грозу заменило неожиданное звенящее молчание.
– Что? – спросил Адам.
– Ну, ты мир разделил, да, и мы все по кусочку должны иметь – так какой у тебя будет кусочек?
Тишина пела как арфа, высоко и тонко.
– Да, – кивнул Брайан. – Ты нам никогда не говорил, какой кусочек отойдет тебе.
– Пеппер права, – добавил Венслидэйл. – Мне не кажется, что много чего останется, если все эти страны отойдут нам.
Рот Адама открылся и закрылся.
– Что? – произнес он.
– Какой кусочек – твой, Адам? – спросила Пеппер.
Адам на нее уставился. Пес перестал выть и направил на своего
– Й-я? – переспросил он.
Стояла тишина, стояла одной нотой, что способна была заглушить шумы всего мира.
– Но у меня будет Тадфилд, – наконец ответил Адам на вопрос.
Они направили на него свои взгляды.
– И, и Нижний Тадфилд, и Нортон, и Нортоновский Лес…
Их взгляды по-прежнему были на него направлены.
Взгляд Адама прошелся по их лицам.
– Они – все, чего я когда-либо желал, – сообщил он.
Они покачали головами.
– Если хочу, могу их взять, – продолжал Адам, и в голосе его появился оттенок вызова, вызов же этот окружало неожиданное сомнение. – Могу их и улучшить. Лучше деревья сделать, чтоб вскарабкиваться, лучше пруды…
Его голос затих.
– Не можешь, – ответил Венслидэйл твердо. – Они не такие, как Америка и все другие места. Они по-настоящему настоящие. Да и вообще, они нам всем принадлежат. Они наши.
– И улучшить их не можешь, – добавил Брайан.
– Точно, а если бы и улучшил, мы бы знали, – подвела итог Пеппер.
– А, если вас это волнует, не волнуйтесь, – отозвался Адам возвышенно, – я ведь могу всех вас заставить делать то, чего я хочу…
Он остановился, уши его в ужасе слушали то, что говорил его рот.
Они стали отходить.
Пес положил лапы на голову.
Лицо Адама выглядело как олицетворение распада империи.
– Нет, – проговорил он хрипло. – Нет. Вернитесь! Я вам приказываю.
Они замерли в середине шага.
Адам на них уставился.
– Нет, я не это имел в виду… – начал он. – Вы мои друзья…
Его тело дернулось. Голова его откинулась назад. Он поднял руки и заколотил кулаками, словно хотел ударить небо. Лицо его искривилось. Меловой пол разошелся трещинами под его кедами.
Адам открыл рот и закричал. Это был звук, который не могло издать горло простого смертного; звук вырвался из карьера, смешался с грозой, заставил тучи свернуться в новые и неприятные формы.
Он продолжался и продолжался.
Он отдавался по всей вселенной, которая гораздо меньше, чем представляется физикам. Он заставил греметь небесные сферы.
Он говорил о потере, и он очень долго не кончался.
А потом кончился.
Что-то утекло.
Голова Адама опять опустилась вниз.
Что бы раньше ни стояло в старом карьере, теперь там стоял Адам Янг.
Больше знающий Адам Янг, но все равно Адам Янг. Возможно, больше Адама Янга, чем было когда-либо раньше.
Ужасное молчание в каменоломне сменилось более знакомым, уютным молчанием, просто-напросто отсутствием звука.
Освобожденные Они съежились, прижавшись к меловой скале, и во все глаза смотрели на него.
– Все нормально, – проговорил Адам тихо. – Пеппер? Венсли? Брайан? Вернитесь сюда. Все нормально. Все нормально. Я теперь все знаю. И вы должны мне помочь. Иначе все это произойдет. По правде произойдет. Если мы что-то не сделаем, произойдет.