Добрый 2
Шрифт:
В деревню я попал довольно просто. Взял и зашёл. И ни один патруль не спросил, какого хрена я тут шляюсь во время военного положения. Наверное, примелькался настолько, что меня уже воспринимали как часть интерьера.
На центральной площади деревни, во всём своём великолепии и воинственности, стоял Великий вождь, начальствующим взглядом обводя суету и подпольно грызя что-то из кулачка втихомолку.
— Хорош, — честно признался я ему, как только смог протолкаться к вождистской особе.
— И тебе
— В детстве в солдатиков не наигрался?
Великий вождь окинул меня долгим, сканирующим взором, что-то там себе прикинул и предложил:
— Пойдём выпьем.
— Я не пь… — начал я было произносить ставшей дежурную в последнее время фразу, но осёкся: — А пойдём.
Великий ещё раз обозрел суету своих подданных и, украдкой мне подмигнув, шмыгнул в свою хижину. Скорость, с которой он проделал это, была достойна восхищения. Вот он стоит в каждой бочке затычка, точнее в каждом деле помощник, по крайней мере взглядом, а вот его и нет вовсе, как будто никогда и не бывало.
— Чего так долго? — наехал на меня вождь, когда я всё-таки вошёл в хижину.
— Я долго?
— Ладно, не начинай, — перебил он меня. В его руках уже были два кувшинчика. — Давай за нашу победу.
— Ну, за победу — оно всегда не грех. Только с какого начались милитари-игры у с виду грозных, но в целом миролюбивых гургутов?
— Что ты знаешь про гургутов?
— Великий, хорош заливать. Если я что-то и не знаю про гургутов, то это не то, что каждый гургут миллион раз польёт слезами ту зверюшку, которую ему нужно сожрать на обед. И вовсе не из-за того, что её нужно малость подсолить, а из жалости и сентиментальности.
— Здесь политика, — огрызнулся вождь.
— Опачки. Это другое. Как давно я не слышал эту фразу.
— Я такого не говорил.
— Я за тебя сказал. Великий, какого хрена, а? Сам же кричал, что гургуты не готовы к войне. И нет бы ещё на одних варов или гелов, я бы понял. Но на всех сразу! Что, болотный мох порос токсичными грибами? Накурились или нажрались всем гургутским стадом?
— Значит, за победу пить не будешь, — констатировал вождь.
— Да я вообще пить не буду, и тебе не советую.
Не вняв моему совету, Великий вождь опрокинул в себя сразу два кувшина — свой и мой — и потянулся за третьим.
— Хватит, — вцепился я в его руку. — Не набухивайся. Расскажи, что случилось.
— Придётся пить одному, — сделал выводы вождь и, схватив-таки свободной рукой кувшин, опрокинул его в себя.
— Как же тяжело с вами, алкоголиками, — вздохнул я. — А если алкоголики ещё и инициативные, то вообще туши свет. Интересно, кто ещё знает о причинах зарождающейся бойни? Какой Никола Принцип пострелял какого эрцгерцога Фердинанда местного разлива?
— Хм-м-м, — хмыкнул Великий вождь, осушая четвёртый
— Тебя что, огнём пытать или иголки под ногти загонять? Другу-то можешь сказать? Я же могила.
— Что знают двое, то знает…
— И свинья, — закончил я за Великого. — Кстати, откуда у вас свиньи?
— Вихр, — многозначительно поправил меня вождь, словно двоечника на уроке. — Что знают двое, то знает и вихр — существо безмозглое и болтливое.
— Да? — удивился я. — Ни разу не видел, чтобы эта помесь кенгуру с быком фривольно болтала даже с себе подобными.
— Что ты знаешь о вихрах, — произнёс вождь с интонациями тоста и опрокинул в себя пятый кувшин.
— Э! Великий. Да тебе никак страшно?
— Ха! — пренебрежительно выдал вождь.
— А тогда чего ты междометиями заговорил? И чего ты набухиваешься как не в себя? Давай, колись. Может, помочь чем-нибудь?
— Чем можешь ты помочь гургуту?
— Словом. Слышал, может быть, вначале было слово.
— Да ладно? — не поверил вождь.
— Напомни-ка мне, кто я там? — пощёлкал я пальцами, словно вспоминая.
— Человек, — начал перечислять вождь, — друг…
— Не то.
— Бабник, пьяница…
— Не туда.
— Зануда, каких свет не видывал!
— Не угадал. Я — великий мессия!
— А всё остальное нет?! — удивился вождь.
— Ну, всё остальное тоже, — нехотя согласился я. — Но главное, я — великий мессия.
— А выпить со мной не хочешь.
— А я тут не для этого.
— Ты тут, чтобы мне весь мозг заклевать, почище сварливой жены.
— Я тут, — не повёлся я на провокацию Великого, — чтобы нести вам слово.
— Нет, пить тебе не нужно. Тебе и без этого голову натёрло. Кто же слова носит.
— Вот темнота, ересь и замшелое язычество.
— И язык во мху ещё. Не уверен, что наш лекарь это вылечит.
— Не думал я, что на старости лет придётся в мессионерство удариться. Я, конечно, не просвещённый запад, но и вы далеко не дикие племена. Хотя по внешнему антуражу похоже.
— Чего ты там бормочешь? — Рука Великого державшего кувшинчик уже не отличалась уверенностью, хотя речь ещё была плавной и чёткой.
— Успел-таки нарезаться, — проворчал я. — И давно тебя с пяти кувшинов уносит?
— Со скольки? — фыркнул вождь.
И тут до меня дошло, что там, на площади, весь такой горделивый и воинственный, не точил подпольно булочку из кулачка, а банально закусывал.
— И как ты такой воевать собрался?
Судя по пренебрежительному фырканью вождя, он сто раз так делал, да ещё и в более «весёлом» состоянии.
Естественно, ни о каком великом мессии, явившем слово, и речи быть не могло. Да он элементарно наутро даже не вспомнит, что ему говорили.