Добрый доктор Айбандит
Шрифт:
– Она два дня назад приехала, – пояснила Карелия Львовна, когда мы снова очутились в галерее. – У нас непростые дети.
– Оно и видно, – кивнула я. – А там кто живет? За зеленой дверью?
– Дениска Боков. Замечательный мальчик, – оживилась моя спутница, – у него за три недели большой прогресс. Давайте к нему зарулим. Он совсем другой, не такой, как Галя, хотя, когда приехал к нам, был еще хуже.
Мы посетили парня, и я убедилась, что его спальня не менее уютная, чем у хамоватой девочки.
– Понравилось? – спросила Карелия Львовна, приведя меня
– У детей прекрасные условия, – отметила я.
– А теперь – в «Жизнь»! – голосом генерала, командующего парадом, возвестила она и потащила меня в другое крыло здания.
Минут через тридцать, когда мы снова очутились на территории платной клиники, помощница Федора Николаевича гордо поинтересовалась:
– Убедились? Благотворительная часть даже лучше коммерческой!
– Верно, – подтвердила я. – А почему вон та, последняя дверь, железная и красная? Она слишком выделяется тревожным цветом по сравнению с остальными.
Карелия Львовна смутилась.
– Я говорила вам, что некоторые пациенты агрессивны, склонны к насилию, побегу. Увы, мы не можем некоторое время выпускать их в общую столовую или в наш прекрасный спортзал с бассейном. За красной дверью комната, где временно живет Лора Гаспарян. Очень сложный случай. Девочка неконтактна, озлоблена, за ней необходим тщательный присмотр. Есть еще оранжевая и желтая двери, они тоже сигналят об особом режиме.
– Карцер! – воскликнула я, разглядывая табличку «Лора Гаспарян», вставленную в держатель на двери.
Собеседница замахала руками.
– Упаси бог! Никаких репрессий! Мы воздействуем исключительно добротой и лаской. Даже элементарных замечаний подопечным не делаем. Впустить вас к Лоре я не имею права, ключи от ее комнаты находятся у лечащего доктора, персональной медсестры и у меня, но войти туда вам нельзя. Пойдемте, покажу нашу уникальную библиотеку. И вы еще не побывали в спорткомплексе. Знаете, сюда приезжал очень известный спортсмен, на консультацию, так он пришел в восторг от того, как оборудован зал. А наш бассейн… – Продолжая нахваливать во весь голос спорткомплекс клиники, Карелия Львовна стала осторожно оттеснять меня подальше от ядовито-яркой двери, и я моментально напряглась. До сего момента помощница Федора не чинила мне препятствий, наверное, в столь тщательно охраняемой комнате таится нечто нехорошее, вот его и стараются спрятать от чужих глаз. Я замерла на месте и решила действовать нагло.
– Значит, вы все же применяете наказания? Оборудовали карцер.
– Бог мой! Я уже сказала: нет! – занервничала Карелия Львовна.
– Тогда почему мне нельзя осмотреть помещение? – уперлась я.
– Лора выглядит плохо, – после короткой паузы произнесла моя спутница, – она может ходить голой, нецензурно выражаться.
– Понятно, почему вы посадили ее на цепь, – кивнула я.
– Цепь? – в ужасе повторила Калерия. – О господи! Ладно, я нарушу строжайший запрет Федора Николаевича, но лишь потому, что вам в голову лезут странные мысли. Можете на секундочку взглянуть в окошечко. Вот, пожалуйста.
Сопровождающая
Примерно двадцатиметровое помещение совершенно не напоминало тюремную камеру. Большая кровать под розовым балдахином, письменный стол, заваленный коробками с пазлами, пушистый ковер, два уютных кресла с пледами, окно без решетки, стул с подушечкой, стенной шкаф и диван, на котором лежит укрытая с головой фигура.
– Разве это карцер? – подала голос Карелия Львовна.
– Вовсе нет, – признала я. – И девочка спокойно спит.
В эту секунду человек на диване пошевелился, шерстяное одеяло немного сползло на пол.
– Сколько лет Лоре? – удивилась я.
– Пятнадцать, – уточнила помощница Федора Николаевича. – А что?
Я отодвинулась от окошечка.
– Взгляните: той, что дремлет на софе, на вид около сорока.
Карелия Львовна прильнула к стеклу, ойкнула, расстегнула пиджак и схватила висящую на поясе рацию.
– Павел Алексеевич, код номер один. Гаспарян. Да, именно она. Не знаю. В ее комнате спит Лиза Орлова. Пойдемте к Женечке.
Последняя фраза относилась ко мне.
– Лора сбежала? – бестактно поинтересовалась я, когда мы отошли от палаты особого режима.
– Запущенный случай, – горестно признала спутница. – Девочка крайне сложная, наркоманка с большим стажем. Родилась в очень богатой семье, единственная наследница всех капиталов. Но ее мать кололась всю беременность, и Лора появилась на свет с ломкой, ей вместо соски давали корку хлеба, смоченную водкой. Потом дед и бабушка лишили мать Лоры всех прав на ребенка, но, как видите, дурные гены дают о себе знать.
– Ужас! – прошептала я.
– И не говорите, – вздохнула Карелия Львовна. – Федор Николаевич пытается девочку вытащить, но, боюсь, мы успеха не добьемся. Ухитрилась удрать из поднадзорной палаты! Ума не приложу, как ей это удалось. Там видеонаблюдение и днем и ночью. Ну да далеко она не уйдет, у нас установлены камеры по всему периметру территории. Женечка, можно? Ты только не нервничай… Лора сбежала.
Евгения, сидевшая у компьютера, вскочила так резко, что уронила стул.
– Как сбежала? Когда? Почему мне не сообщили?
– Тише, дорогая, – забубнила Карелия Львовна. – Ничего пока не известно. Похоже, Лора как-то усыпила Лизу, когда та принесла ей завтрак, раздела медсестру, нацепила форму, взяла пропуск, прикрыла ее с головой пледом и вышла из комнаты, а затем, видимо, и из корпуса.
Волкова опустилась в кресло.
– И ее никто не остановил? Как такое могло случиться?
Карелия Львовна пожала плечами.
– Лора у нас давно, она досконально изучила местные порядки. В восемь пятнадцать у врачей летучка, доктора около часа сидят в кабинете Федора Николаевича. Медсестры к этому моменту уже заканчивают выполнять утренние предписания и получают передышку – пьют кофе в столовой, курят или идут в библиотеку. Лизы никто не хватился. Не переживай, поймаем Лору.