Добудь восход на закате
Шрифт:
— Я не еврей. И не негр. Да и по деньгам ростом не вышел... Пока еще...
— Если судить по манерам и обращению с деньгами — вы явный еврей. А по... манере обращения с окружающими — явный негр!
— Это оскорбление, Ян? Нас с Изольдой обидеть хочешь?
— Нет, что вы, это подхалимаж.
— Это он так перед вами подхалимничает; а вам, дорогой Ян, еще до негра шагать и шагать, и все в гору. И не негра, а черного, чтобы вы знали. Нигде в мире теперь не говорят негр. Еще чайку?
— Пожалуй... Нет, кофе. И я покурю,
— Куда денешься, когда начальник просит... Да курите, конечно, господин Сигорд, мы-то с Яном не против. Все бы такие беды были как ваш табачный дым... Главное, чтобы не сигары, они такие вонючие. А как же трубка? Дома забыли?
— Ну ее к свиньям, эту трубку. То мне горько от нее, как от хины, то поташнивает, а в основном — не накуриваюсь.
— Понятно. Между прочим, я тоже не негритянка.
— Да-а? А кто-же ты?
— Я мулатка, почти квартеронка и вообще во мне есть дворянская кровь. Я, если хотите знать, по отцовской линии состою в очень дальнем родстве с господином Леоном Кутоном, нашим Президентом. Или по материнской... В общем, в моих жилах течет кровь французского дворянства, а вот вы...
— А по-моему, типичная негритянка, и бусы у тебя типично негритянские.
— Как раз наоборот: эти бусы куплены в бутике, если хотите знать, сейчас в Британии такие носить моднее всего. А вот вы, господин Сигорд, настоящий безродный космополит!
— Я безродный космополит?
— Именнно что вы! Я бы еще сказала кое-что на этот счет, да обижать неохота...
— Ну уж скажи, стерплю.
— Хорошо: и не просто безродный космополит, а винегретный, из винегретного района. Вот вам за негритянские бусы! — Сигорд засмеялся, довольный, что ему так легко удалось вскипятить обычно добродушную Изольду. Впрочем, и она, видя что Сигорд в настроении, хотя и устал, сердилась понарошку, чтобы поддержать беседу.
— Где же я винегретный, когда у меня предки известны — скандинавы из Европы. Я, может быть, род свой тяну от норвежских ярлов, викингов, которые и в хвост и в гриву чесали столбовое французское дворянство, вдоволь грабили еврейское ростовщическое купечество, да и ваших племенных вождей по голым задницам лупили с утра и до вечера.
— Гм... — осторожный Яблонски сначала убедился, что раздражения и злобы нет в спорящих сторонах, а потом уже вмешался в разговор:
— Что-то вы, Сигорд, на викинга не очень-то похожи...
— И на ярла тоже! А кто такие ярлы?
— Были такие. Ну, ладно, пусть я буду винегретный викинг, я не против. Куда можно выбросить...
— Давайте, я сама, заодно и кружки помою...
— Спасибо. Итак, подобьем итоги ушедшего дня, а заодно и недели — и по домам, до понедельника. Ян, пока Изольда по хозяйству, с тебя начнем...
— Мамочка, давай это будет не
— Как это не моя? Я не желаю смотреть телевизор и дрожать от страха, ожидать увидеть в сводке происшествий, что мой единственный сын попал в аварию и разбился! Как это — не моя??? Всю жизнь тебя растила, учила, лелеяла, надышаться не могла...
— Ма-моч-ка!
— Жила, жила, не думала, что теперь не моя забота...
— Погодите плакать, мама, я вас умоляю. Ведь всю жизнь я каждый день выходил на улицу и ездил в точно таком же транспорте по точно таким же улицам. И жив, как видите.
— Это ничего не значит, они учились, они водители, у них опыт. А ты такой неосторожный, рассеянный... Накапай, у меня руки дрожат... Шесть капель... Спасибо, ой, прилягу...
— Прилягте, мамочка, прилягте и отдохните. А обещаю вам, что буду предельно осторожен на дороге и уж не сомневайтесь, что ваш сын будет заботиться о себе гораздо лучше, чем любой, самый опытный и квалифицированный водитель. Только это я и имел в виду, когда говорил, что это не ваша забота. Вы ведь не собираетесь за руль, а, мамочка?
— Тебе бы только смеяться. И ведь я бы села за руль, если бы умела, и уж охранила бы тебя так, чтобы пылинка не упала! Помнишь, как хотела с тобой в армию идти?
— Помню, как же, до сих пор краснею. А права на вождение... Так в чем дело? Давайте, я вас на курсы возить буду, теперь там все ходы-выходы знаю, без проблем права получите? А?
— Горе ты мое луковое, все шутишь... А за домом кто смотреть будет? Обеды готовить, подметать, стирать? — Яблонски почувствовал, что наступил тот самый случай, когда можно во всем признаться, насчет его и Изольды, набрал воздуху в грудь, но все же струсил в последний миг и сказал:
— Домработницу найдем, деньги есть, слава богу.
— Не смей! Не смей хвалиться деньгами вслух и... упоминать всуе...
— Хорошо, мамочка, не буду. Все, побежал, дел много.
— Что-то у тебя в последнее время все вечера заняты. Вот что хочешь делай — не нравится мне этот Сигорд, он тебя нещадно эксплуатирует, нещадно. Каждый вечер, даже в субботу...
— Зато и платит. Спите, читайте, смотрите фильмы, я вернусь поздно. А в воскресенье поедем на острова, дышать свежим воздухом. Пока.
— Ой, пока... Закрой сам, Янечек, что-то опять устала... Старая стала совсем...
— Ох, и не знаю, как им об этом сказать...
— Да так и скажи, прямым текстом: у меня теперь другая жизнь, увольняюсь, выхожу замуж, счастливо оставаться.
— Но ведь жалко же.
— Что значит — жалко? Ты им кто — пожизненная нянька сопли вытирать?
— И не говори, что один, что другой... Только это меня и смущает — как они без меня обойдутся? Сигорд — ладно, перетопчется, это такой фрукт, что черта сырым съест ради своей дурацкой прибыли, а Яника со всех точек зрения жалко...