Дочь Афродиты
Шрифт:
Ее руки безвольно свисали. Она инстинктивно пыталась оттолкнуться и найти опору, но ничего не получалось. Тогда она обхватила сильную спину мужчины, впилась ногтями в его плоть, так что он должен был почувствовать боль, но все было тщетно. Больше не сопротивляясь, гетера покорно лежала в его руках.
Что происходило с ней сейчас и что произойдет дальше — об этом Дафна не хотела думать. Шум трапезы, зеваки вокруг них — все это было безразлично и далеко. Ей лишь хотелось, чтобы невероятный миг ошеломленности и женской беспомощности
Но постепенно Дафна пришла в себя и посмотрела в глаза Фемистокла, которые, как и прежде, ничего не выражали. Ионийка снова взяла себя в руки и услышала из своих уст слова, которые она не собиралась говорить:
— Разве ты не тот великий Фемистокл, который однажды заявил, что я когда-нибудь возжелаю быть проданной на рынке рабов?
— Да, это я. Именно так я и сказал.
Дафна ждала какого-то объяснения, отговорки или извинения. Но полководец не произнес ничего в свое оправдание. Он стоял перед ней как могучий дуб, с которым ничего не может случиться, если шторм сломает одну из его веток.
Оскорбленная в своих самых глубоких чувствах, девушка продолжала жалить:
— Разве ты не тот великий Фемистокл, который в порыве высокомерия разбил статуэтку, посвященную Аполлону Дельфийскому?
— Не в порыве высокомерия! — возразил Фемистокл.
— И какова же иная причина? Тебя охватил гнев, когда Главк объявил, что моделью для бронзовой Афродиты послужила Дафна? Именно та, которую ты хотел бы продать на невольничьем рынке.
Фемистокл набрал в легкие воздуха. Дафна чувствовала, как тяжело дается ему ответ.
— Главк — гений, — сказал он. — Его Афродита была шедевром. Никогда в жизни мне не доводилось видеть столь прекрасное произведение искусства. Я был очарован скульптурой и подумал, что это плод воображения великого Главка, который стремился создать идеал женщины. Но вдруг я заметил рядом со статуэткой тебя, Афродиту во плоти, и одновременно обратил внимание на похотливые взгляды гостей, услышал их грязные намеки. Они, глядя на Афродиту, уже считали деньги, потому что надеялись купить тебя. Я просто не мог вынести всего этого. Любой взгляд, любое замечание причиняли мне боль. Мне не хотелось, чтобы они глазели на статуэтку и узнавали в ней тебя, поэтому и столкнул ее с пьедестала.
Дафна молчала. Она поняла, что этот мужчина не похож на остальных и, оценивая его поступки, нельвя подходить с обычными мерками. Под маской вояки, которого ничем нельзя смутить, скрывалась очень чувствительная натура. Но как вести себя с этим мужчиной? Ответить ли ей на неожиданное проявление чувств Фемистокла? И какие это должны быть слова?
Полководец прервал неловкое молчание и голосом, полным спокойствия и твердости, как будто все уже было решено за нее, произнес:
— Я хочу тебя, Дафна. Я хочу, чтобы ты была только моей, слышишь? Ты — моя Афродита.
Дафна сглотнула. Она боялась, что ее ответ прозвучит фальшиво,
— О Фемистокл! Ты забываешь, что я гетера, а гетера никогда не принадлежит одному мужчине. — Едва закончив фразу, она почувствовала невыносимую душевную боль и чуть не заплакала.
Пока Дафна перед серебряным зеркалом без рамки наносила на лицо свинцовые белила и подводила глаза темно-зеленой шиферной пастой, Мегара убеждала ее:
— Поверь мне, Дафна, никто здесь не причинит тебе вреда. Мы все тебя любим!
В доме гетер у Карамеикоса царила напряженность. С тех пор как Дафна нашла у себя в постели змею, девушке казалось, что ее хотят убить.
— Ты меня любишь, Мегара! — ответила Дафна. — Точно такие же нежные чувства и я питаю к тебе. Остальные улыбаются мне, но за их улыбками скрывается ненависть.
Мегара покачала головой.
— Да, конечно, твою молодость, привлекательность и красоту тяжело переносить любой женщине. Но я думаю, ты заходишь слишком далеко, когда думаешь, что все только и ждут, чтобы избавиться от тебя.
— Не все! — Дафм вздохнула. — Но Аттис преследует меня. В этом я уверена. Или ты считаешь, что гадюка сама заползла ко мне в постель? Ты и сама знаешь, Мегара, что Аттис говорила неправду, когда утверждала, будто я играю с лягушками и змеями. Я их не боюсь, это правда. Дома, на Лесбосе, мне часто приходилось наблюдать за этими животными в горных пещерах. Но чтобы брать их к себе в постель — об этом у меня и мысли не возникало! Я думаю, что все это устроила Аттис.
— Аттис! Все время Аттис! Всегда она сеет раздор в этом доме!
— Нет, — ответила Дафна. — Не Аттис сеет раздор. Причина во мне. Как только я появилась в этом доме, начались ссоры и распри. Я чужая овца, которая принесла беспокойство в загон. Я должна уйти.
Мегара отложила в сторону хитон с пурпурной оторочкой, который она приготовила для Дафны, взяла девушку за руки и прижала к себе.
— Малышка, куда ты собралась уходить? Не давай лести мужчин ослепить себя. Конечно, твоя красота притягивает их, и они обожают тебя больше, чем любую другую. Но не забывай, что дома у каждого из них на постылом брачном ложе лежит жена, некрасивая и глупая. И она ревностно заботится о том, чтобы он не терял свою влиятельность и благосостояние. Фемистокл не является исключением.
Последнее замечание попало в цель, и Дафна тут же откликнулась:
— Оставь Фемистокла в покое!
— Я знаю, что этот достойный мужчина, выдающийся полководец, ухаживает за тобой. Я только за тебя рада. Но у него, как и у большинства из них, есть жена и дети. И он никогда не бросит их.
— Прошу тебя, замолчи! — вспыхнула Дафна и вырвалась из объятий подруги. — У меня никогда не было серьезных намерений в отношении Фемистокла. Я — гетера и знаю, что мне делать.
Служанка сообщила, что прибыл паланкин для Дафны.