Дочь атамана
Шрифт:
Он зачерпнул мазь самыми кончиками длинных пальцев, преспокойно начал втирать в свою бледную кожу. Саша спросила себя, в каком же подполе этот человек провел целое лето, ведь казалось, будто на него не попало ни одного луча солнца.
И тут щеки Михаила Алексеевича округлились, подбородок, наоборот, стал короче. Нос-картошка еще более подался вширь, а глаза уменьшились.
И вот — Саша уже изумленно взирала на пухлую физиономию, отдаленно напоминающую ехидного поросенка.
Михаил Алексеевич развел руками, будто приглашая полюбоваться собой, покрутился на месте, поклонился
Обомлев, Саша попятилась, наткнулась на диван и упала на него, помахала на себя обеими ладошками.
— И вот такое, — произнесла слабым голосом, — вы предлагаете мне с собой сотворить? Воля ваша, Михаил Алексеевич, но накось выкусите!
Услышь подобное Изабелла Наумовна — и Саша немедленно получила бы по губам. Но Михаила Алексеевича взволновало не Сашино дурное воспитание.
— Простите, — в знакомом мягком голосе послышались виновато-сконфуженные нотки, — я плохо подумал. Забыл, что молодости свойственно стремиться к прекрасному.
— Рассуждаете как старик, — не в первый раз заметила Саша. — Вы уверены, что это сойдет и нам не придется изо дня в день любоваться на такую, простите, рожу?
— Уверен. Лебеда, белена и правильное слово — действенное средство, но недолгое.
Саша глубоко вздохнула, пытаясь унять волнение. Вот так деревенская ведьма, вот так ведьма!
На что еще она способна?
Почувствовав, что сердце перестало колотиться быстро-быстро, Саша поднялась, приблизилась к Михаилу Алексеевичу и осторожно коснулась пальцами его лица.
— Чудо, — прошептала она, — намазалась — и можно гулять где вздумается. Никто тебя не узнает.
— Где это вы гулять собрались?
— Ну мало ли, — и Саша спрятала фаянсовую банку в складках одежды. Прошлась по комнате, остро жалея, что не было у нее такого морока в то время, пока она жила в столице. В деревне что, поля да снега, а вот в городе… — Так, значит, Михаил Алексеевич, вам лучше?
В его сторону она старалась не смотреть, уж больно неприятное открывалось зрелище.
— Лучше, — раздосадованный своим промахом, Михаил Алексеевич обрадовался смене беседы. — Завтра можем ехать к цыганам.
— Поставьте-ка самовар, — попросила Саша, чье настроение мгновенно стало просто чудесным. — Выпьем с вами чаю. Я намерена дождаться, пока действие мази не пройдет.
Он скрылся на кухоньке, и оттуда донесся его повеселевший голос:
— Вы, Саша Александровна, лиса. Я начинаю понимать Александра Васильевича и тоже готов плясать под вашу дудку. Как это у вас выходит?
— Совершенно не понимаю, о чем вы говорите, — отозвалась она с легкой улыбкой и замолчала испуганно.
Именно таким тоном говорила Груня, когда строила глазки лотошникам.
В шестнадцать Саша упражнялась кокетничать на одном из корнетов кавалерии, но дело кончилось дурно: отец едва дух из незадачливого ухажера не вышиб.
В семнадцать ей под руку попался молодой унтер-офицер с роскошными пышными усами. В ту зиму он часто приезжал к Лядовым, и короткие случайные встречи, полные тихих вздохов и робких улыбок, удалось скрыть от отцовского взора, но к весне Саша убедилась: офицер был непроходимо
Конечно, она знала наперед, что волей отца замужество ей не светит, и считала столь нелепую прихоть проявлением самодурства, к которому временами были склонны все Лядовы. Порой короткая встреча с красивым служивым пробуждали в Саше некое смущение и волнение, но никогда в жизни ее покой не тревожил человек, у бедра которого не было шпаги.
И вот — нате! — она говорит Груниным особым голосом с собственным управляющим, который прямо сейчас похож на хрюшку!
Пребольно ущипнув себя за руку, Саша свела брови и пообещала себе не улыбаться более Михаилу Алексеевичу и не касаться его даже случайно.
«Что это за вольности такие, Александра Александровна, — мысленно отчитала она себя, — что за глупости. Оставьте почтенного вдовца в его печалях, пока он не счел вас взбалмошной ветреницей».
— Что с вами, Саша Александровна? — удивился Михаил Алексеевич.
Будто в подтверждение ее размышлений он нес совсем небольшой самовар, из тех, что модно было называть «отрадой холостяка».
Саша тихонечко перевела дух.
Вот оно и правильно.
— А может, этот Плахов и сам больше не явится, — проговорила она сдержанно, — уж больно мы ему прием оказали неласковый.
— Явится, непременно явится, — рассеянно возразил Михаил Алексеевич и пояснил, поймав ее удивленный взгляд: — Ну посудите сами, зимой в деревне такая скука, что любым соседям обрадуешься. Но есть такие отворотные травки… — тут он задумался, глядя на расписные чашки и явно не видя их.
— Опять к ведьме побежите? — вспылила Саша. — Что это за зарок такой вы дали? Разве можно целую жизнь прожить, никому не навредив? Да вот на днях вы очень даже навредили Мелехову, и что же, раскаялись? А если меня убивать будут, так и будете в стороне смотреть да умолять душегубов сжалиться? По мне так это самые настоящие слабоволие и трусость. Чистеньким хотите в рай проскочить?
— Ну пока вашей жизни ничего не угрожает, — ответил он хладнокровно, нисколько не впечатленный ее пылом. — И, к счастью всех неприятных соседей, вы тоже дали зарок не хвататься за шпагу. Авось округа и не опустеет к весне.
— Все шутите? — мрачно отозвалась она и потянулась за сушками. — Никак я вас не пойму, Михаил Алексеевич. Будто всю жизнь хотите прожить, забившись в нору.
— Из норы, Александра Александровна, меня как раз недавно и вытряхнуло, — усмехнулся он, отчего безобразное лицо стало еще более безобразным. — А хотите, выпишем паркового садовника? Иноземного? Или вот Александр Васильевич сказывал, что один помещик в своей усадьбе настоящий театр устроил. Хотите театр?
— Театр? — повторила она оскорбленно. — Тратить свое время на чужие кривляния? Избавьте меня от таких затей, Михаил Алексеевич. Там все сплошь понарошку и все неправда. Или вот теперь модно петь во всю глотку, и все о страданиях. Бывали мы на таких зрелищах, при дворе очень к ним приохотились. Ни слова не разобрать, а о чем страдают — в отдельных бумагах писано. Я едва не уснула, отцу приходилось дергать меня за волосы! А садовника выпишите, если охота.