Дочь «Делателя королей» (ЛП)
Шрифт:
— Да, — говорю я, продолжая улыбаться. — Очень.
Глава 11
Вестминстерский дворец, Лондон, Рождество 1476–1477
Все праздники королевская семья будет сверкать новыми драгоценностями и нарядными тканями, которые они приобрели, истратив целое состояние, в Бургундии. Эдуард разыгрывает короля в вихре золотой парчи, а королева всегда следует рука об руку с ним, словно прирожденная монархиня, а не ловкая выскочка, какой она в действительности является.
В этот святой день мы рано встаем к утренней
Меня заворачивают в нагретую простыню и раскладывают на постели мое дневное платье. Я буду одета в темно-красный бархат, отделанный мехом куницы, ее блестящая темная шкурка так хороша, что достойна любой королевы. Мой новый головной убор плотно охватывает голову, а пряди над ушами будут убраны в жесткую золотую сетку. Фрейлина расчесывает мне волосы перед огнем, пока они не высыхают, а потом заплетает их и укладывает под убор. Я надеваю новую льняную рубашку, вышитую моими дамами этим летом, а из сокровищницы мне приносят мою шкатулку, и я выбираю темно-красные рубины, гармонирующие с цветом платья.
Ричард, пришедший в мои комнаты, чтобы проводить меня к мессе, одет в черное, свой любимый цвет. Он выглядит таким красивым и счастливым, что, приветствуя его, я чувствую знакомую вспышку плотского желания. Возможно, сегодня вечером он придет ко мне, и мы сможем зачать еще одного ребенка. Какой день может подойти лучше для того, чтобы сделать еще одного наследника герцогства Глостер, как не день рождения младенца Иисуса?
Он предлагает мне руку, а рыцари его семьи, все богато одетые, сопровождают моих дам в часовню. Мы выстраиваемся вдоль прохода и ждем — король часто заставляет нас ждать — но раздается шелест, вздохи дам, и вот он идет, одетый в белое с серебром, ведя ее под руку. Она тоже облачена в белое с серебром и сияет в сумраке часовни, словно освещенная лунным светом. Ее бледно-золотые волосы гладко причесаны под короной, ее шея над низким квадратным вырезом обнажена и обрамлена лучшим кружевом. За ними следуют их дети: сначала принц Уэльский, уже шестилетний, с каждым визитом ко двору становящийся все выше ростом, одетый в копию отцовского костюма. Затем идет няня, держа за руку младшего королевского сына, все еще в детском платьице, расшитом белым и серебряным шнуром, потом принцесса Елизавета, тоже в белом с серебром, как ее родители, держащая в руках требник в переплете из слоновой кости, улыбающаяся придворным, не по годам самоуверенная, а за ней все остальные — красивые богато одетые девочки с очередным королевским младенцем. Я не могу смотреть на них без зависти.
Я напоминаю себе, что должна улыбаться, как весь двор, любующийся этой изысканной королевской семьей. Серые глаза королевы мерцают передо мной, я чувствую холодок в ее приветствии и замечаю проницательный взгляд, как будто она знает, что я завидую, как будто она знает, что я боюсь; а затем приходит священник, и я могу встать на колени, закрыть глаза и не видеть их.
Вернувшись в наши покои, мы видим человека в забрызганной грязью одежде, его мокрая шляпа лежит на каменном подоконнике. Охранник удерживает его перед закрытыми дверями, ожидая нашего
— Что такое? — спрашивает Ричард.
Человек падает на одно колено и протягивает письмо. Я вижу красную восковую королевскую печать. Ричард ломает ее и читает письмо, всего несколько строк на одной странице. Я вижу, как его лицо темнеет, затем он смотрит на меня и опять опускает глаза к бумаге.
— Что это? — я не могу показывать свой страх, но с ужасом думаю, что письмо пришло из Миддлхэма и касается нашего сына. — Что это, Ричард? Милорд? Прошу вас… — мое дыхание прерывается. — Скажи мне, скажи сразу.
Он все еще медлит с ответом, потом кивает через плечо своим рыцарям.
— Ждите здесь. Задержите гонца, я хочу потом поговорить с ним. Проследите, чтобы он ни с кем больше не говорил.
Он берет меня за руку и ведет в гостиную, потом через мой кабинет в спальню, где нам никто не сможет помешать.
— Что? — шепчу я. — Ричард, ради Бога, что такое? Это наш мальчик, Эдуард?
— Это твоя сестра, — говорит он. Его тихий голос звучит удивленно, словно он сам не может поверить тому, что только что прочитал. — Речь идет о твоей сестре.
— Изабель?
— Да, моя любовь. Не знаю, как тебе сказать. Джордж сам написал мне, это его письмо, и он просил передать тебе; но я не знаю, как сказать…
— Что? Что с ней?
— Моя любовь, моя бедная любовь. Она умерла. Джордж пишет, что она умерла.
Несколько мгновений я не могу расслышать его слов. Потом они обрушиваются на меня, как железный лязг, словно удар колокола, прямо здесь, посреди моей спальни, где я всего два часа назад надевала платье и выбирала рубины.
— Изабель?
— Да. Джордж пишет, что она мертва.
— Но как? С ней все было хорошо, она сама написала мне, она сказала, что роды были легкими. У меня есть ее письмо. Все было хорошо, она была здорова и звала меня приехать и посмотреть…
Он медленно качает головой, словно знает ответ, но не хочет говорить.
— Я не знаю, что произошло. Вот почему я хочу поговорить с посыльным.
— Была ли она больна?
— Я не знаю.
— Не было ли у нее родильной горячки? Кровотечения?
— Джордж не написал.
— Что он вообще написал?
Мгновение мне кажется, что Ричард не станет отвечать мне, но потом он разворачивает письмо, разглаживает его на столе, передает мне и наблюдает за моим лицом, когда я читаю эти несколько строк.
«22 декабря 1476
Брату и сестре Анне.
Моя любимая жена Изабель умерла сегодня утром, прими Господь ее душу. Я не сомневаюсь, что она была отравлена шпионами королевы. Береги свою жену, Ричард, и берегись сам. Я точно знаю, что нам угрожает опасность со стороны фальшивой семьи, захватившей нашего брата. Мой маленький сын еще жив. Я молюсь за тебя и твое дитя.»
Ричард берет письмо из моих рук, наклоняется к огню и бросает его на багровые угли; он стоит у очага, наблюдая, как бумага скручивается в черные завитки, а потом вспыхивает пламенем.
— Она знала, что это случится. — я чувствую, что дрожу всем телом, даже кончиками пальцев на ногах, словно от этого письма на меня повеяло ледяной стужей. — Она сказала, что так и будет.
Ричард подхватывает меня и усаживает на кровать, потому что ноги подгибаются подо мной.
— Джордж говорил то же самое, но я не верил ему, — задумчиво говорит он.