Дочь «Делателя королей» (ЛП)
Шрифт:
«Букингем говорит всем, что принцы погибли от моей руки».
Я не верю, что мой муж мог отдать приказ об убийстве своих племянников. Я никогда не смогу в это поверить. Он был в безопасности на своем троне, когда объявил их бастардами. Никто за все время нашего путешествия даже не вспоминал о них. Они были забыты, а нас приветствовали повсюду. Только однажды я сказала хранителю Башни, что, хотя я не могу желать им смерти, я не смогу не думать о ней. И именно констебль Тауэра, их тюремщик, ответил мне, что я слишком добра. Ричард не приказал бы убить мальчиков, я уверена. Но я знаю, что я не единственная, кто любит Ричарда и хочет защитить его от опасности. Я знаю: не я одна думаю, что мальчики должны были умереть.
Что, если
Глава 4
Замок Миддлхэм, Йоркшир, ноябрь 1483
Мы ждем новостей, и Ричард пишет мне почти каждый день, зная, как я беспокоюсь. Он рассказывает мне, как собирает свои силы; люди стекаются из всех графств, чтобы служить ему, и, оказывается, все благородные семьи королевства готовы поддержать своего короля против герцога, который предал его. Его друг детства Фрэнсис Ловелл не отходит от него ни на шаг; Томас, лорд Стэнли, хотя его собственная жена Маргарет Бофорт уличена в сношениях с Элизабет Вудвилл, присоединился к Ричарду и поклялся ему в своей верности. Я думаю, это показывает, как мало хороших людей поддерживает бывшую королеву. Возможно, она совратила Маргарет Бофорт, мечтающую о троне для своего сына, но она не смогла заполучить Томаса Стэнли, который остался верен нам. Я не забываю, что лорд Стэнли всегда идет в первых рядах за победителем. То, что он на нашей стороне — хороший знак. Джон Говард, наш добрый друг, тоже остается верен нам, и Ричард пишет мне, что Говард сдерживает мятежников в Сассексе и Кенте, чтобы остановить войну, начатую против нас.
Значит, Бог благословляет нас. Это же ясно, как дважды два: Бог на нашей стороне. Он посылает дождь, который смоет измену из памяти людей и гнев из их сердец. Дождь с холодным снегом падает с неба день за днем, и люди, которых собирали на войну в Кенте и Сассексе, не уходят из своих домов, потому что дороги стали непроходимыми; жители Лондона в своих затопленных домах на берегу реки не могут думать ни о чем другом, кроме угрозы наводнения, и Элизабет Вудвилл в подземном святилище все ждет и ждет вестей о бунте, постепенно теряя надежду, потому что ее гонцы завязли в дорожном месиве, как в болоте.
Бог посылает дождь и в Уэльс, и все маленькие горные ручьи, которые так весело играли на лугах в середине лета, набухают грязной водой и превращаются в бурные потоки, широкие, как реки. Наводнение смывает плотины и дамбы, и Северн, поднимаясь все выше и выше, наконец вырывается из своего русла и разливается на многие мили по долине, затапливая один город за другим, смывая прибрежные деревни, и, что самое главное, запирает изменника Букингема в Уэльсе. Его армия тает, как сахарный пряник, его надежды уплывают вместе с быстрой водой, и вот уже он сам бежит от людей, которых он обещал привести к победе. Наконец его собственный слуга выдает его нам, как предателя, за небольшое вознаграждение.
Бог проливает дождь над Узким морем и поднимает такие черные и грозные волны, что Генрих Тюдор не осмеливается отплыть. Я знаю, каково это — выйти из порта и увидеть темную движущуюся массу воды с белыми шапками на гребнях волн, и весело смеюсь в теплом замке Миддлхэм, когда представляю, как Генрих Тюдор на пристани молится о хорошей погоде, а непрекращающийся дождь поливает холодными струями его молодую горячую голову, и даже женщина, на которую он так надеется, его будущая теща, ведьма Элизабет, не в силах успокоить бурю.
Наступает короткое затишье, и он смело пускается в плаванье, пересекает бурное море, но долгое ожидание охладило его пыл, и он даже на высаживается на берег. Он смотрит на земли, которые мечтает назвать своими, но не находит в себе мужества даже ступить на мокрый
Ричард пишет мне из Лондона:
«Вот и все. Остается только назвать имена предателей и наказать их. Для меня стало великой радостью то, что Уэльс остался верен мне, что южное побережье не предложило убежища Генриху Тюдору, ни один город не открыл ворота мятежникам, ни один барон или граф не бросил мне вызов.
Мое королевство верно мне, и остается только не слишком строго наказать или вообще не наказывать тех, кто был вовлечен в эту безрассудную затею находящимися при последнем издыхании Риверсами и их неудачным новоявленным союзником Генрихом Тюдором. Нельзя ожидать, чтобы мать юноши, Маргарет Бофорт, отрицала вину своего сына, но она всю оставшуюся жизнь проживет под домашним арестом; я поручил эту женщину ее мужу Томасу, лорду Стэнли. Я передал в его ведение все ее состояние, что уже станет достаточным наказанием для этой честолюбивой предательницы. Он будет держать ее при себе, она будет лишена своих слуг и общества друзей, даже ее духовник не сможет ее посещать. Я разорвал ее паутину так же, как разрушил хитроумные замыслы Риверсов.
Я победил, не поднимая меча. Страна не желает восстановления Риверсов и, конечно, не хочет никому не известного Генриха Тюдора. О Маргарет Бофорт и Элизабет Вудвилл говорят, как о глупых матерях, втянувших в заговор своих детей, не более того. Герцога Букингемского презирают как предателя и лжеца. В будущем мне придется осторожнее выбирать друзей, но эти тревожные недели принесли нам легкую победу; рассматривай ее как часть нашего пути к престолу. Видит Бог, я рад, что корона досталась нам так дешево.
Приезжай в Лондон, мы встретим Рождество по-королевски, как когда-то Эдуард с Элизабет, среди верных друзей и слуг.»
Глава 5
Вестминстерский дворец, Лондон, ноябрь 1483
В дни, когда мы готовимся к первому Рождеству — Ричард клянется, что этот праздник будет самым веселым, какой когда-либо видел Лондон — когда дворяне уже начинают прибывать ко двору, занимать свои привычные покои, делать покупки в городе и разучивать новые танцы, Ричард находит меня в одной из комнат Большого гардероба за просмотром платьев, которые когда-то принадлежали другим королевам, а теперь перешли ко мне. Я собираюсь использовать два красивых старомодных платья из золотой парчи и фиолетового бархата, чтобы сделать новое с модными фиолетовыми рукавами, из-под которых будет выглядывать парча с золотой тесьмой на запястьях. Вокруг меня громоздятся горы тканей для новых платьев, а так же меха и бархат для плащей и курток самого Ричарда. Кажется, ему не по себе, но он вообще выглядит смущенным в последние дни. Он еще не привык к тяжести короны и не может полностью доверять ни одному человеку.
— Можешь пока оставить это? — спрашивает Ричард, с сомнением глядя на груды бесценных тканей.
— Да, конечно, — говорю я, приподнимая подол и пробираясь между ними. — Моя старшая фрейлина лучше меня знает, что нужно сделать.
Он берет меня за руку и тянет в небольшую комнатку за гардеробной, где обычно хранительница гардероба проводит проверку мехов, платьев и обуви, находящихся в ее ведении. Здесь тепло от горящего в камине огня; Ричард занимает место у стола, а я сажусь на подоконник и жду.
— Я принял одно решение, — тяжело говорит он. — И хочу еще раз обсудить его с тобой.
Я жду. Это касается кого-то из женщин Вудвилл, я чувствую. Я могу понять это по тому, как он потирает ладонью свою правую руку от локтя до плеча. Эта боль мучает его постоянно, и ни один врач не может сказать, что с ним. У меня нет доказательств, но я знаю, что это ее рук дело. Я представляю, как она затягивает шнурок на своей руке, чувствуя, как ее начинает покалывать; потом ее рука немеет, и она посылает эту боль моему мужу.