Дочь друга. Ненужные чувства
Шрифт:
Укутавшись в теплое махровое полотенце, включаю телевизор. Какую-то тупую передачу, но за неимением там даже такой это то, что нужно. Делаю чай, ем печенье. Тоже, между прочим, этого не хватало. И, наверное, даже не самого печенья, а возможности вот так спокойно посидеть, не думая о том, что тебя могут закрыть на несколько лет, а то и на несколько десятков. Марк убеждал, что этого не произойдет, что он сделает все возможное, но всегда, всегда есть риск.
Кому, как не мне, хирургу с многолетним стажем, это знать. Никогда нельзя расслабляться. Даже если тебе кажется, что перед тобой абсолютно здоровый пациент,
Положа руку на сердце, я все еще дергаюсь, словно ожидая, что дверь в камеру откроется, и на пороге появится мой надзиратель. Это пройдет. Со временем. Через месяц, может быть, два, но пройдет. Я надеюсь, что это уйдет как можно раньше, потому что я хочу поехать к Кате. Упасть на колени, просить прощения. Сделать все то, что должен сделать в моем положении мужчина, отвернувшийся от нее. Но тогда… тогда так было нужно. Я должен был сделать вид, что мне неинтересна ни она, ни наш ребенок. Во-первых, я был не уверен, что выйду. Во-вторых, я не хотел, чтобы она, будучи беременной, скиталась по заседаниям и нервничала.
Гораздо легче было отрубить сразу. Отодрать от себя, чтобы, если вдруг меня посадят, Катя смогла дальше сама, без меня. Нет, конечно, я планировал помогать. Поднимать ребенка трудно в семье, что уж говорить об одинокой молоденькой студентке. Я планировал перечислять деньги, чтобы ни мой ребенок, ни Катя ни в чем не нуждались. Я хотел, чтобы в случае признания меня виновным она жила дальше. Встречалась с парнями, влюбилась, вышла замуж.
В воспоминания врезается наша последняя встреча. Ее полный неверия взгляд, дрожащие губы и плотно сжатые в кулаки руки. Внешне Катя казалась холодной и равнодушной, но я слишком хорошо умел считывать эмоции, чтобы понять то, что она испытывала на самом деле.
Звонок в дверь отвлекает меня от воспоминаний. Отставив чашку, поднимаюсь и направляюсь к двери. Человек по ту сторону меня не удивляет, правда, я ждал его появления гораздо раньше.
— Впустишь? — спрашивает Дима.
Впрочем, разрешения не дожидается, толкает меня плечом и заходит. Разувшись, следует в квартиру и останавливается посреди гостиной.
— Я ждал тебя раньше.
— Ждал? — разворачивается ко мне и смотрит недовольным взглядом. — Значит, не удивишься.
Замахнувшись, отпечатывает свой кулак на моей скуле. Я не успеваю никак среагировать, да и не стал бы реагировать, даже если б понял, что Дима собирается врезать мне по морде. Он имеет право. Чего-то такого я и ждал, признаться. За дочь я бы сделал точно так же.
— Полегчало? — спрашиваю, стирая с разбитой губы кровь тыльной стороной ладони.
— Полегчало, блядь? — бросается на меня снова, но я уворачиваюсь. — Какого хера, Кирилл? Она девочка совсем!
— Я знаю. Знаю!
Выставляю руки вперед, отхожу от разъяренного Димы подальше. Не то чтобы я боялся разбитого лица, но как-то не хочется потом ехать к Кате раскрашенным.
— Я люблю ее, ясно? И жениться собираюсь!
Повисает пауза. Я с гулко колотящимся сердцем считываю Димину реакцию, и что-то она мне категорически не нравится.
— Ты это из головы выбрось! — чеканит он резко. — Никакой свадьбы и отношений у вас не будет.
— Не понял. Я не собираюсь тебя спрашивать.
— Кирилл…
Дима делает паузу, переводит спертое дыхание и смотрит на меня так, будто я как минимум предатель родины.
— Тебе сколько лет, Кирилл? Ты взрослый мужик, у тебя вечно какие-то проблемы, а Катя… Катя, она еще маленькая. Ей только-только исполнилось двадцать, у нее вся жизнь впереди, взросление, становление, карьера. Ты и твое предложение…
Он запинается, но я и так прекрасно знаю, что он скажет, потому что сам обо всем этом тоже думал.
— Она его, конечно, примет. Примет, Кирилл, ведь если она с тобой… то ты ей нравишься. И замуж она выйти точно мечтала. Она согласится, но что дальше? Как ты представляешь вашу жизнь спустя десять лет? А двадцать? Она будет красивой молодой женщиной, а ты — стариком. Уж поверь мне, я знаю, о чем говорю.
— У нас двенадцать лет разницы, Дима. Это не тридцать.
Я не знаю, кого убеждаю больше. Его или себя. Я совру, если скажу, что не думал об этом. Что не думал, что буду лишним в ее жизни, что мне не будет в ней места. Думал, конечно, но упрямо отгонял эти мысли прочь.
— Это отговорки, Кирилл. Я понял, почему ты ее отправил, когда она к тебе пришла, но я надеялся, ты не станешь лезть к ней теперь.
— И что ты предлагаешь? Бросить ребенка? Отказаться?
— А кто тебе сказал, что ребенок есть? — хмыкает.
Я отшатываюсь. Уверен был, что Катя не сделает аборт. Не знаю почему, но был уверен. У меня о ней сложилось такое впечатление. Она была для меня особенной, правильной, с понятиями, с которыми не ходят на аборт, даже если не хотели ребенка.
— Нет больше никакого ребенка, Кирилл. Оставь девочку в покое, ты столько горя ей принес. Пусть она живет и развивается. Пусть строит карьеру. Не лезь к ней больше.
— Она сделала аборт?
— Сделала.
— Ты ее уговорил?
Теперь приходит моя очередь прижимать его за грудки к стенке.
— Ты ее заставил? — встряхиваю Дмитрия, который даже не сопротивляется.
— Никого я не уговаривал. Она сама. Сама приняла решение.
Отталкивает меня, и я поддаюсь. Отхожу на несколько шагов назад, падаю обессиленно на диван. Аборт. Катя избавилась от ребенка. Даже в самом страшном сне я не мог представить, что она такое сотворит. Во мне вихрем зарождаются самые разные эмоции. Боль, отчаяние, неверие, ненависть и ярость. Хочется поехать к ней, схватить и встряхнуть, спросить, зачем и почему. Что я такого ей сделал, чтобы она избавилась от ребенка?
Но тут же себя торможу, напоминая, что это, вообще-то, я ее вынудил. Своим резким ответом, равнодушием, холодностью. Она решила, что не нужна мне. Решила, что я отказался от нее и ребенка.
— Ты отказался от нее, ты ее прогнал. И она… в общем, нет больше ничего. Она только-только начала жить, Кирилл. Гулять с друзьями, вести блог. Радоваться жизни. Не стоит к ней лезть сейчас. Вообще не стоит к ней лезть. Забудь, выброси из головы.
— Уйди.
— Кирилл.
— Пошел вон из моего дома.