Дочь Генриха VIII
Шрифт:
Томас протяжно присвистнул. Он раскинет свои супружеские сети как можно шире и глубже, но Марии придется оставаться в них, пока мимо, может быть, не проплывет более аппетитная рыбка. Ах, если бы только ее единокровная сестра была постарше! Вот она была бы девушкой для него. Даже сейчас, в своем нежном возрасте, Бесс обладала всем очарованием своей матери, и не надо было второго взгляда на нее, чтобы понять, что со временем у ее ног будут все мужчины в возрасте от девяти до девяноста лет.
Томасу захотелось, чтобы он был на десять лет помоложе,
В полном удивлении Мария бродила по опустевшим комнатам Хансдона, все еще со страхом ожидая, что вот сейчас, выйдя из-за угла, она вновь наткнется на леди Шелтон и услышит ее скрипучий голос, бранящий ее за то, что она чего-нибудь не сделала. Еще сегодня утром без сожаления, но и, как ни странно, без особого злорадства Мария собственными глазами наблюдала за тем, как леди Шелтон, ее семья и все прочие навсегда исчезали из ее жизни.
Теперь, по высочайшему соизволению короля, его дочь была хозяйкой Хансдона. В будущем ей еще предстоит занять самое почетное место в зале, вокруг нее будет толпа слуг и ее решения будут окончательными во всех вопросах. А больше всего грело душу то, что ей будут прислуживать те, кто когда-то уже составлял ее окружение. Маргарет Байнтон прошла с ней через все превратности судьбы, и теперь к ней присоединятся еще и Мэри Браун, и Сьюзен Кларендье, и старая няня госпожа Маргарет, а также еще несколько слуг-мужчин, которые сопровождали Марию из Уэлш-Маршеза, когда она останавливалась в замке Ладлау много лет назад.
Увы, с ней не будет больше графини Солсбери, чтобы опять присматривать за ней, — ее подопечная уже вышла из того возраста, когда ей положена государственная гувернантка, — но компанию Марии составят ее единокровная сестра и леди Брайан, которые оставались жить с нею, и ее кузина леди Маргарет Дуглас, ее подруга с детских лет. Конечно, король был достаточно щедр в уступках, с которыми он пошел навстречу своей дочери; он мог позволить себе это, принимая во внимание те высокие дивиденды, которые он извлек с ее помощью.
Мария даже вздрогнула при воспоминании о своем очень неудачно прошедшем воссоединении с ним. Она поехала в Хакни на своем гнедом мерине, прекрасно себя чувствуя в новых нарядах. Король и королева прибыли несколькими часами раньше, и Мария заставила свои негнущиеся ноги присесть в глубоком книксене перед колоритной громадной фигурой своего отца. Как сквозь туман она видела румяный круг его лица, слышала произнесенные его громовым голосом приветствия, на которые едва смогла пробормотать что-то с трудом различимое. Потом она повернулась к стройной белокурой женщине, стоявшей рядом с ним, но прежде чем смогла сделать
Конечно, в течение всего своего короткого визита королева делала все от нее зависящее, чтобы никак не подчеркивать различие между ее теперешним положением и положением своей новой падчерицы. После слишком частых проявлений Анной высокомерного презрения к ней скромность Джейн была как освежающий бальзам, и Мария была бы счастлива наедине с нею. Но в присутствии отца она просто терялась и не могла ни вести себя, ни разговаривать естественно. Вместо этого она ощущала странное чувство нереальности всего происходящего, как будто они были актерами в какой-то пьесе, произносящими заученные слова и ждущими, когда наступит очередь другого говорить.
И конечно же, Генрих, любивший играть сразу много ролей, с удовольствием включился в эту новую игру. Никому не удалось бы превзойти его в этой новой роли доброго, всепрощающего отца, готового забыть мрачное прошлое, и Мария поняла, что она должна поддержать его, изображая из себя покорную, раскаявшуюся дочь, потому что он казался довольным ею. Джейн находилась где-то слегка на заднем плане, обогащая постановку всеми тактичными нюансами своего спокойного поведения, а придворным, сопровождавшим короля и королеву, отводилась роль поглощенной зрелищем аудитории.
Не было произнесено ни единого слова, касающегося того главного, что когда-то разъединило Марию с ее отцом, поэтому разговор по необходимости носил весьма ограниченный характер и через некоторое время превратился в кошмарный повтор высокопарных затертых фраз.
Марии, во всяком случае, казалось, что прошла целая вечность, пока наконец следующим полуднем королевская чета не отбыла, и она с кривой усмешкой поинтересовалась про себя, кому — ей или ее отцу — стало легче в тот момент, когда Джейн вновь пылко обняла ее, теперь уже на прощание.
— Дорогая Мария, вы должны навестить нас при дворе. Мы с нетерпением будем ждать вас у себя, не так ли, ваше величество?
И все это с полным страстного желания устремленным вверх взглядом. Но Генрих неожиданно как будто оглох, проигнорировав явный намек своей жены и не сделав ни малейшей попытки поддержать ее приглашение. Он заключил Марию в свои медвежьи объятия, заверил ее, что в будущем она не будет знать отказа ни в чем, и затем отбыл с видом человека, который успешно завершил очень неприятную работу.
— Могу ли я поговорить с вами, пока мы одни? — вырвал Марию из ее задумчивости жалобный голос леди Брайан. — Это насчет леди Елизаветы. Я не знаю, что делать с этим ребенком.
— Я думала, что зубки у нее перестали резаться.
— Ах, дело в другом, гораздо более важном. Одежда малышки в таком ужасном состоянии, что еще немного — и придется все время держать ее в постели, чтобы не сгорать от стыда. У нее нет ничего, кроме того, что она носит каждый день, и я штопала ее платья так часто, что на них уже не найти живого места.