Дочь Господня
Шрифт:
В эту же ночь двое дюжих слуг грубо, без лишних разговоров скрутили Маргариту и отвезли в строгий веронский монастырь сестер-кармелиток, чтобы там ее постригли в монахини. В принципе, истово верующая в Господа девочка, испуганная чуть ли не до заикания, да к тому же тихая и застенчивая от природы, обрела в мирной монастырской жизни спасительную пристань и особо не противилась участи безгрешной божьей невесты. При постриге, к некоторому своему удивлению, она получила то же имя – Маргарита.
Так миновало еще полгода. И если что-то и нарушало смиренную жизнь сестры Маргариты, так только волнения о судьбе брата, от которого не приходило не единой весточки. А потом девушку начали мучить видения…
Маргарита немного подросла, но с приходом регулярных и естественных девичьих недомоганий стала еще стройнее и конфузливее. Своей стыдливой красотой она напоминала нежного беззащитного ангела. Но несколько последних недель ее сильно беспокоили
И действительно, через пару дней в монастыре состоялась торжественная месса, на которую прибыл сам архиепископ Веронский. Следует признать по справедливости, этот уважаемый прелат уже не отличался первой молодостью, но обладал впечатляющей мужской красотой, находившейся в самом ее расцвете. Пастырь владел безмерным обаянием, был умен и начитан, умел тонко пошутить и привлекал к себе людей необычной харизмой. Юная сестра Маргарита глянула на епископа в первый раз, и сердце ее замерло. Это, бесспорно, был он, тайный супруг, обещанный ей архангелом Гавриилом.
Церковный орган гремел, наполняя собор торжественной мелодией псалма. Будоражащие душу звуки парили в лучах проникающего через витражи дневного света и свободно взлетали ввысь, под золоченый купол, словно выстраиваясь в незримую колонну веры и самопожертвования. Напевы молитв почти осязаемо поддерживали сводчатый потолок, сплошь разрисованный сценами сотворения мира. День шестой по книге Бытия – нагие Адам и Ева обмениваются первым, пока еще непорочным поцелуем… Маргарита вздрогнула и смущенно прикрыла побледневшее от волнения лицо краем белого монашеского покрова. Среди прекрасных картин ей постоянно чудились настойчивые глаза архангела Гавриила – умоляющие, напоминающие, воодушевляющие. Девушка задохнулась от собственных нескромных мыслей и неосторожно вдохнула слишком глубоко… Тяжелая цепь, удерживающая распятие на ее непорочной груди, предательски звякнула. Стоящий в первом ряду архиепископ Веронский сердито обернулся, менторским взглядом отыскивая нарушителя спокойствия. Из мертвенной бледности Маргариту мгновенно бросило в лихорадочный жар. Прелат обвел укоризненным взором прелестную стайку молодых монашенок, снисходительно улыбнулся их радующей душу свежести и робости, и уже отвел глаза, как вдруг вздрогнул всем телом и поспешно оглянулся вновь. Эти глаза – серые, огромные, чистые, будто два родника с прохладной ключевой водой. Так могла смотреть только она – напророченная суженая, посуленная епископу архангелом Гавриилом… Епископ присмотрелся внимательнее, жадно не пропуская ни зардевшихся ланит, ни беззащитной лилейной шейки, ни смиренно переплетенных на груди полупрозрачных пальчиков. «Ангел, сущий ангел! – против воли мелькнуло у него в голове. Прелат смущенно отвернулся. – Ох, грех-то какой несказанный! Искус дьявольский – плотский и сладкий, хоть и обещанный самим Господом!» Мощные грудные мышцы вздымались непокорно и бурно, сердце билось частыми безумными рывками, по упругому мужскому торсу прошел неконтролируемый трепет и многообещающе спустился в чресла – оформившись, затвердев… Епископу стало стыдно за свою бунтующую, не поддающуюся усмирению плоть. Серые девичьи глаза преследовали неотступно, затмевая и роскошь собора, и благочестивый смысл творимой его губами молитвы. Он уже почти не слушал службу, ему виделись невинные губы, пока неприступно сжатые, но такие нежные и манящие. Насупленные светлые бровки. Да еще самое дивное чудо из чудес: ее волшебные волосы, золотыми завитками выбивающиеся из-под льняного монашеского покрова! Два крохотных бугорка, едва заметно приподнимающих грубое черное платье. И руки ее, бедра ее, чрево ее… Епископ чуть не застонал вслух от еле сдерживаемого телесного волнения, казалось бы, с помощью бичевания и постов изгнанного из помыслов уже давным-давно. Ему чудилось – он слышит даже ее легкое свежее дыхание, отдающее ладаном и миррой, овевающее его разгоряченную шею. И, перебивая слова молитвы, в сердце росло, будто приливная волна роковой страсти, одно лишь имя, затмевающее даже божью благодать, – Маргарита, желанная моя, возлюбленная моя!
Роза оказалась колючей. Зря Маргарита решилась ее сорвать. Девушка болезненно вскрикнула, на кончике пальца повисла крупная алая капля крови.
– Позволь, я помогу тебе, дитя мое! – негромкий сочувствующий голос прозвучал
Он – высокий и широкоплечий, нависал над ее непокрытым затылком, опасаясь вспугнуть резким движением или неосторожным словом. Рядом с ним она выглядела маленькой девочкой, немного испуганной и неуверенной в себе, но уже прирученной и готовой повиноваться. Епископ улыбнулся. Он взял ее узкую ладонь и галантно поднес к своим губам:
– Збышек! – без лишних церемоний представился мужчина.
– Маргарита! – торопливо ответила она, поднимая золотистые ресницы, кажущиеся особенно прекрасными в предзакатных сумерках, окутывающих тихий монастырский сад.
– Какое чудесное имя! – искренне восхитился епископ, лукаво прищуривая глаза. – Вблизи тебя я ощущаю себя старым и неловким. Как звали того пожилого чародея-чернокнижника в книге Гете, влюбившегося в красавицу Маргариту?
– Фауст! – послушно подсказала девушка, поспешно выдергивая ладонь из его сильных пальцев. – Но тех влюбленных свел Сатана…
– Грех – в любом случае грех! – сурово кивнул епископ. – Даже если он нужен самому Господу!
Маргарита смутилась и настороженно отступила на шаг назад, готовая убежать в сей же миг. Прозрачные очи пытливо глянули из-под ресниц.
– Это означает, что мы должны ослушаться Гавриила?
Красивое лицо прелата красноречиво отобразило все владевшие им колебания. Он сосредоточенно помолчал, но потом все же решился.
– Кто мы такие, чтобы нарушать волю Спасителя?
Уголки нежных девичьих губ плутовато поползли вверх.
– Аминь! – набожно шепнула она, но ее голос таил в себе все греховные соблазны мира. В малышке Маргарите проснулась женщина – влюбленная, капризная и требовательная.
Збышек глухо застонал, порывисто схватил обе ее руки и крепко сжал их.
– Дитя мое, понимаешь ли ты, что даже безвинно сотворенный грех всегда возвращается сторицей?
Выпуклый лоб Маргариты залился яркой краской гнева.
– Лучше совершить и пожалеть, чем жалеть об несовершенном! – почти выкрикнула она, отвечая ему смелым взглядом в упор. – И потом, мы же оба этого хотим, не так ли?
Теперь смутился епископ. Несколько томительно долгих минут он безуспешно боролся с собственным сердцем и вскоре сдался, в глубине души несказанно радуясь проявленной слабости. Последний луч солнца благославляюще позолотил кудри Маргариты, рисуя светлый нимб вокруг ее прелестной головки. И епископ не устоял:
– Моя келья находится на третьем этаже левого крыла… – не договорив, он круто развернулся и, нервно сжимая кулаки, зашагал прочь, чуть не путаясь в развевающихся полах шелковой лиловой сутаны. Маргарита очарованно смотрела ему вслед. Она уже не боялась!
Архиепископ Збышек молился – так откровенно и истово, как не разговаривал с Господом уже лет десять. Огонек свечи едва теплился, выхватывая из темноты фрагменты старинной потускневшей от времени иконы в тяжелом серебряном окладе. Слабое теплое пятнышко света металось в такт тяжелому мужскому дыханию, освещая то сухие, искривленные страданием губы Спасителя, а то полуприкрытые опухшими веками глаза – то ли осуждающие, то ли равнодушные. Коленопреклоненный прелат все пытался встретиться взором с нарисованным образом, но Господь упорно отводил расширенные мукой зрачки, не желая брать на себя ответственность за готовящийся грех. Епископ отчаянно заскрипел зубами. Он тщетно взывал к Гавриилу, но архангел не появлялся. Збышек злился. На всех: на ангела-соблазнителя, на Бога с его далеко идущими планами, на самого себя – слабого и сознательно поддающегося искусу. Душа епископа страстно взывала к душе Маргариты, способная думать лишь об одном – только бы она пришла. Но оставшийся здоровым и непомутненным рассудок противился и кричал – нет, не приходи. Прелат измучался ожиданием, ежеминутно переходя от надежды к отчаянию и обратно. Сердце его терзалось сомнениями, металось, разрываясь на две половины. Збышек твердо знал – плодом этой ночной встречи станет дитя, столь угодное Господу – его будущий воин, защитник и охранитель. Избранный, зачатый незаконно, но призванный носить небесный чин серафима. Ведь чем ценнее дар – тем дороже плата за его обретение. Каким же он станет, этот дар божий? Может быть, таким же высоким и сильным, как потенциальный отец, с серыми глазами матери и ее золотыми волосами? А может, он унаследует ее ранимую душу, но зелень глаз и рыжинку кудрей возьмет от отца? Нежная душа – не лучший подарок для будущего воина… Да и сможет ли сама Маргарита пройти через уготованные ей испытания? Незаконнорожденное дитя грешной монахини… Епископ вздрогнул от ужаса, от страха за нее – хрупкую и податливую. И тут же поклялся себе, что защитит, убережет от всех напастей свою нежданную, но такую сладостную и прекрасную любовь. Спасет, охранит Богом данную возлюбленную, укроет ее в самом лучшем и дальнем своем поместье, и вырастит их дитя…