Дочь Господня
Шрифт:
– Какая лапочка! – молитвенно сложил руки самый молодой из монахов, худой и жилистый, выглядевший лет на тридцать пять.
– Жалко, что это не мальчик… – разочарованно буркнул второй, невысокий и плотный.
Последний из мужчин довольно усмехнулся:
– Откуда у тебя это необоснованное предубеждение по отношению к женщинам, брат Бонавентура? Ведь сказано в «Евангелии от Сатаны» – и будет она возлюбленной Дщерью Господней, владеющей силой его, добротой его, словом его…
– Ну не знаю, не знаю! – не пошел на попятную тот, кого называли Бонавентурой. – Может, к ней и благоволит
Молодой монах, явно очарованный рыжекудрой малюткой, весело рассмеялся:
– Вот и прими тогда на себя тяжкий труд по упрочению воинской позиции – найди ее будущего спутника, второго эрайю, и вручи ему крест! Уж про него-то Церковь давно все знает – воин, тамплиер, рыцарь и мужчина, каких мало…
– И найду! – упрямо нахмурился Бонавентура. – Хоть он и оборотень, и кобель изрядный, но мне – по душе!
Монахи довольно заулыбались.
– А ведь похожа, – прилип носом к стеклу молодой монах, – похожа она на отца своего и в то же время на своего легендарного предка по материнской линии – Эмвеля ле Руака!
– И не говори, Лоренцо! – кивнул бритой головой третий монах. – И волосы рыжие от отца – Его Высокопреосвященства Миланского ей достались, и глаза зеленые – точь в точь. А вот упрямый подбородок, нос с горбинкой – это все как на портрете знаменитого трубадура…
– А дар, передался ли ей дар? Как ты думаешь, Бернард?
– Не бойся, Лоренцо! – успокоил товарища брат Бернард. – Чует мое сердце – сбылось все как должно. Поэтому и девочка родилась – чтобы сплести божественное умение творить молитвы с необычной любовью к мужчине…
– Как у Магдалины и Иисуса! – просиял эмоциональный Лоренцо.
Скептик Бонавентура сурово хмыкнул:
– Вот уж, придумали! Не след грешную любовь с божьей волей смешивать.
– Бог есть любовь! – перекрестился мудрый Бернард. – И никого из людей или ангелов сия доля не минует!
– Ой, – почти всхлипнул Лоренцо, – а как же мы теперь скажем кардиналу Збышеку, что его любимая не перенесла родов и скончалась?
– На все воля божья! – карающе возвестил Бонавентура. – Грех есть грех – даже случайный! Отмучалась падшая монахиня.
Но Бернард горестно вздохнул:
– Святая она, как есть святая!
Его неуступчивый оппонент желчно поджал губы, однако спорить не стал. Чего уж скрывать, умершую Маргариту жалели все.
Лоренцо неслышно вошел в бокс и нежно взял на руки так и не проснувшееся дитя.
– Его Высокопреосвященство велел назвать ее Селестиной! – он восторженно улыбнулся. – Имя то какое удивительное – «небесная»!
– Грустит кардинал, – печально признал брат Бернард, – не успел он Маргариту найти и спасти, а ведь как искал… Да все равно – опоздал…
– Да полно вам печалиться, не на похоронах чай! – перебил друзей Бонавентура. – Давайте-ка лучше исполним то, что нам кардинал велел!
– Отдать божье дитя на воспитание проклятой твари! – брат Лоренцо собственническим жестом прижал новорожденную малютку к своей груди. – Не слишком ли это жестоко?
– Не нам судить! – шикнул на него Бернард.
Лоренцо жалостливо шмыгнул носом, любовно качая сверток с малышкой.
– Бедняжка! –
Глава 7
Жизнь полна несправедливости. Вернее, именно жизнь и есть самая несправедливая вещь из всех, что когда-либо создавались по воле Господа. А может, в этом и проявился его величайший, непонятный нам замысел? Сотворить то, что никогда не станет одинаково доступно для всех. Возможно, для реализации столь изощренного плана у Бога имелись весьма весомые причины, но что-то, или еще правдоподобнее – кто-то, хитроумно подправил пару пунктов этого воистину грандиозного проекта, внеся значительную сумятицу и неразбериху в конечный практический результат. Но, так или иначе, а отредактированная Сатаной игра под пафосным названием «жизнь» стала штукой сложной, неоднозначной и во многом спонтанно зависимой от случайного стечения непредсказуемых обстоятельств. И далеко не всем существам в этом ментально искривленном мире воздается по реальным заслугам, гораздо чаще последствия за те или иные деяния бывают самыми непредсказуемыми.
Все мы неоднократно убеждались – мир принадлежит тем, кто не очень-то старательно коротает жизнь за одними лишь молитвами, смиренно дожидаясь проявления благодатной божьей милости, снисходящей на головы людей добрых и честных. Мир принадлежит сильным. Но, увы, проявление духовной и физической силы слишком многогранно и зачастую выражается как в корыстных, так и в добропорядочных деяниях. «На Бога надейся, а сам не плошай!» – так говорят смелые и решительные, жадно протягивающие руку навстречу капризному случаю. Лучше всех живут те, кто умеет взять от жизни все. Или урвать, кому уж как сподручнее.
Амелия – маркиза де Салуццо, прекрасная супруга несчастного Манфреда дель-Васто, в полной мере являлась выдающимся образчиком именно такой вот рисковой и нахрапистой породы людей, если, конечно, определение «человек» хотя бы немного подходило для описания потаенной сущности этой мерзкой темной твари. Да и сам термин «несчастный», примененный относительно брата брошенной в пучину испытаний Маргариты, тоже подвергся бы ярому остракизму со стороны многих обывателей. По их меркам, молодой и красивый аристократ вызывал бы скорее неуемную зависть, чем жалость и сочувствие. Но таковой казалась лишь внешняя, обманчиво нарядная обертка его беспощадно загубленной жизни. На самом же деле все обстояло далеко не так.
Ослепительно прелестная Амелия Амбруцци могла составить личное счастье любого, даже самого избалованного ценителя женской красоты. Она принадлежала к старинной и благородной фамилии, нисколько не уступающей по древности и родовитости маркизам де Салуццо. И если сам Манфред и его сестренка Маргарита являлись прямыми потомками знаменитых лангедокских трубадуров – Жерара и Эмвеля ле Руак, то Амелия приходилась дальней родственницей им обоим, ведя происхождение от Влада Дракулы, мрачного наследника магистра Гонтора не Пюи. Две ветви мистической альбигойской крови, одна из которых многие века служила Тьме, а вторая – Свету, снова встретились и слились воедино.