Дочь химеролога

Андер Вирт

…

Кап-кап. Вода. Не где-то, а тут, прямо в камере. Из отверстия в потолке, стекая по желобку вдоль стены в противоположный угол и пропадая в небольшой дыре. Может кого-то это и будет раздражать, сводить с ума, но меня почему-то успокаивает. Дарит ощущение движения и времени. А значит, доказывает существование реального мира. В моем текущем состоянии наверно это сейчас самое важное.

Нет, тело уже не болело. Почти. Легкая ломота в костях, постоянный озноб и ощущение втыкающихся иголочек, когда я пытаюсь совершить какое-нибудь движение, не в счет. Терпеть можно. Да и делать что-то, будучи скованным цепями, смысла никакого нет. Боль от вспыхнувших после возрождения эмоций тоже утихла. Не исчезла полностью, а просто ушла внутрь, правда, постоянно

о себе напоминая. Голод особо не беспокоил, хотя то странное месиво, что приносили в плошке, слабо напоминало еду. Но я был непривередлив и закидывал в себя, не обращая никакого внимания на вкус. Все равно же не пирожки Марты. Желудок заполнен и хорошо. С водой, вообще, проблем не было. Подставил рот под капли и пей сколько влезет. Так что ничего не мешало главному и единственному занятию — вспоминать. Точнее, моим попытками это сделать.

Увы, успехи были довольно скромными. Только сейчас, когда появилось время, чтобы все тщательно проверить, я увидел, сколько дыр и даже целых кусков памяти отсутствует. Причем ряд провалов появились совсем недавно, уже после столь неожиданного, оставшегося также непонятным, перемещения из деревни возле замка неизвестно куда. От части воспоминаний были лишь отдельные перескакивающие через зияющую пустоту фрагменты, смысл которых, вообще, ускользал от понимания. Хорошо, хоть кто я и как зовут, не забыл: Элинэ Сатинэль Люцифиано — дочь герцога Даниэля Люцифиано. Недавно исполнилось двенадцать лет, первое совершеннолетие. Даже дату рождения помню. Как-то так. Вот только… почему являясь женщиной, я говорю в мужском роде и чувствую себя мужчиной?! И ведь это появилось не сейчас, даже помню, как испытал удивление и шок, когда осознал себя после… после чего? Болезни? Несчастного случая? Полная пустота и ни одного ответа.

Самое первое воспоминание относится к тому моменту, когда я очнулся в постели, а на меня смотрел отец, а рядом стоял его друг Анри. Остались ощущения радости и счастья исходящие в тот момент от папы. Помню его объятия и слезы, когда мне опять стало плохо. Помню, как меня, похоже, заново учили говорить и рассказывали обо всем вокруг. Причем делалось это мысленно, через возникшую между нами «связь». Артефакт за спиной, позволяющий ходить. Стражники и прислуга замка, внимательно следящие за каждым шагом, стараясь делать это ненавязчиво. Непонятные эмоции любопытства, страха и умиления.

Похоже, со мной что-то произошло и еще тогда, в первый раз была потеряна память обо всей прошлой жизни. По какой-то причине папа так ничего и не рассказал, а я почему-то не спрашивал. Странно, но наверняка этому есть объяснение, которое было благополучно забыто. Повертев в уме и попытавшись хоть как-то состыковать все обрывки образов и остатки ощущений, пришел к выводу, что наверно смертельная болезнь. И единственный способ, который смог придумать папа, это превратить меня в «химеру», одну из тех, кого он когда-то делал. Может именно тогда поменялось тело. Или, наоборот, сознание. Второй вариант наверно более правильный, окружающие же не удивлялись тому, что я девочка. Вот только несколько попыток думать о себе в женском роде полностью провалились.

Ну и ладно, более важно то, что именно в этом месте воспоминаний, возникали ощущения, что я был не один. Кто-то постоянно находился рядом. Радовался, огорчался, спорил и переживал. Мы даже ели вместе и, похоже, спали в одной постели. Но вот кто это? Брат? Сестра? Или… мама? Почему я ее не помню, а папа ни разу ничего не сказал? Почему в своих воспоминаниях, несмотря на оставшиеся чувства, я вижу одну кружку, одну тарелку и один комплект одежды?

Дальше — больше. Я четко помню, наше патрулирование долины в поисках шайки оборотней, а также драку на пределе сил с главарем и его прихвостнями. Но… кто тогда висел на кресте из балок? Кого я спасал? Причем не один, а с тем, кто по-прежнему был рядом. Мы это делали вдвоем! Собственно дальше подобные моменты шли через все оставшиеся воспоминания. Даже пощечина, полученная за то, что я поцеловал принцессу, пылала ярким фрагментом, а вот от кого и почему схлопотал по морде, увы, нет. На фоне подобных провалов, такие моменты, как отсутствие понимания того, почему мы с папой так скрытно ездили, чтобы зарегистрировать

меня как наследника, после исполнения первого совершеннолетия, или зачем я спасал из городской тюрьмы девочку с кожей зеленого цвета, были сущей мелочью. Даже как праздновали мой день рождения, не помню, а жаль, наверняка было очень здорово.

Еще огорчало то, что надетое папой на палец кольцо куда-то исчезло, и вспомнить, когда это произошло, не получалось. То ли, забыл, что случилось, то ли его снял один из рыцарей, в то время пока я был мертв. Жаль. Пусть и носил недолго, но как-то быстро привык. Даже сейчас, стоило закрыть глаза, то возникало ощущение, что кольцо по-прежнему на своем месте.

Практически целым осталось в памяти только то, что происходило в замке после нашего прибытия. Но об этом я старался не думать. Сильно старался, чтобы опять не заплакать. После замка вновь провал. Оставшийся огрызок, с появлением в комнате озабоченного придурка был уже недостоин упоминания. Жаль, что помешали, но, надеюсь, урок он получил хороший. Обиды или злости на схвативших меня людей почему-то не было. Может, из-за четко ощущаемых эмоций сочувствия и вины… не знаю. Даже несмотря на то, что меня несколько дней везли в металлической клетке, а потом засунули в камеру, заковав цепями так, что едва можно двигаться. Было странное ощущение, что все идет «правильно» и надо подождать. И распространялось оно от находящегося в моей голове «интерфейса».

Что это такое, я не понимал, но почему-то умел им пользоваться. И по остаткам воспоминаний, папа о его существовании даже не подозревал, а я ему почему-то не говорил. Правда, похоже, этот «интерфейс» слегка сломался. Использовать последнее «мерцание», чтобы выбраться из фургона, не получилось, область возможного перемещения не выходила за пределы прутьев. С камерой сложилась такая же ситуация. А порвать цепи и сломать решетку, сил не хватило, что неудивительно, питающего артефакта за спиной-то не было. Кроме того, «интерфейс» постоянно норовил свернуться, а надписи иногда начинали мерцать и расползаться в разные стороны. Да и их смысл от меня почти ускользал. Особенно того, что написано в «журнале событий». Хотя раньше вроде понимал без проблем. Какие-то «проценты», «составляющие», «воздействия».

Даже сейчас периодически выскакивали сообщения о «постороннем воздействии» и «частичной блокировки способностей», а также о «недостаточном уровне темной составляющей, необходимой для запуска процедуры восстановления». Ну да, на мне ошейник, который нацепили еще в момент захвата и явно непростые цепи, отдающие холодком и что-то вытягивающие из тела, создавая ощущение постоянной сильной слабости. Судя по ней и более-менее понятным сообщениям в «журнале событий» темный источник почти не работал, фактически лишь не давая терять сознания.

Еще в «интерфейсе» был «дневник». Но в восстановлении памяти он не помог. Записи открывались не все, а те, что были активными, отражали только оставшиеся воспоминания. Однако это не помешало мне с невероятным удовольствием раз за разом просматривать наше с Даши прощание. Появляющееся при этом внутри тепло, хоть немного убирало холод пустоты. Новые записи, кстати, делать в «дневнике» стало почему-то невозможно, что тоже явно говорило о каких-то проблемах «интерфейса».

…

— «Внимание! Попытка подключения к внешнему модулю — неудачно»

…

Ну вот, опять. Эта надпись неожиданно стала выскакивать, еще когда я ехал в фургоне. И периодически потом. Причем довольно часто, даже раздражать стала. И никаких разъяснений, что это за модуль, где находится и почему «интерфейс» так хочет его присоединить к себе. Так что мне оставалось только ждать и пытаться хоть чего-то еще вспомнить.

…

Не знаю, сколько прошло времени. Ранее четко ощущаемое, оно стало теряться на фоне постоянной слабости и погружения в самого себя. Пищу приносили нерегулярно и все реже. Определить по ней количество прошедших дней было невозможно. Зачем меня тут держат, и сколько еще это будет длиться, на эти вопросы ответ пока отсутствовал. Сознание постепенно окутывало равнодушие к происходящему. Пить и есть, заставлял себя уже через силу. И не только это.