Дочь Клеопатры
Шрифт:
— Рада видеть тебя, мой Цезарь, в добром здравии.
— И я тебя, — коротко бросил он. — Где твой муж Поллион?
— Наверное, остановился поговорить с кем-нибудь из торговцев.
Октавиан изобразил на лице недовольство.
— Он занимается делами в театре?
— Он и в банях под водой заключал бы сделки, будь от этого толк, — с презрением отвечала Горация. — Надеюсь, вам понравится представление.
И удалилась, благоухая лавандой. Когда появился Поллион, мне едва не сделалось дурно.
— Это он? — прошептал Александр
— Похоже, — ответила я.
Мужчина пробирался между скамьей и сценой, то и дело делая остановку, чтобы потрясти руку очередному знакомому. Подойдя к Юбе, он воздел пальцы, увенчанные увесистыми золотыми перстнями, и громче положенного провозгласил:
— Нумидийский царевич! Мне кланяться или пожать вам руку?
Тот покосился на Цезаря.
— Насколько известно, люди кланяются только царям, а я в настоящее время лишен престола.
Торговец сунул ему свою мясистую ладонь, и Юба вяло пожал ее.
— Ливия! — выдохнул Поллион, словно читал молитву. — Твоя красота посрамит Венеру.
От этой бессовестной лести Октавиан поморщился, зато его супруга прямо-таки просияла.
— А ты и Юпитера уболтаешь отдать свои молнии, — отозвалась она.
Поллион передвинулся к Октавиану, однако не попытался пожать ему руку.
— Цезарь…
— Я слышал, ты занимаешься делами в театре. По-твоему, здесь торговая площадь?
— Нет, конечно. Извините меня.
— Ты очень богатый человек. Но все это благодаря поставкам зерна, одобренным Римом. Запомни: тут тебе не Форум. Ошибешься еще раз — останешься вообще не у дел, — просто сказал Октавиан.
Когда Поллион удалился, я прошептала своей соседке:
— А что, здесь считается преступлением совмещать развлечения и дела?
— Нет, — пояснила Октавия, — но Юлий Цезарь нередко заключал сделки в театре, и это злило плебеев. Нехорошо, если подобные места будут вызывать у зрителей мысли о богатстве патрициев.
Заиграла музыка. Немного поодаль от нас Тиберий что-то сказал Випсании; та рассмеялась, а вот сидевшие рядом с ними дочки Октавии даже и ухом не повели. Интересно, они хоть когда-нибудь совершали поступки, неугодные матери?
На сцену вышел худой мужчина в тоге.
— Сегодня, как и во все вечера, — объявил он, — мы начинаем с речи!
Некоторые зрители зашикали. Актер улыбнулся.
— Может, кто-то из ворчунов согласится задать оратору животрепещущую тему для обсуждения?
Александр повернулся ко мне с ухмылкой:
— Он шутит?
— Нет. Похоже, так и будет.
Зрители принялись выкрикивать:
— Афины!
— Расскажи о красоте лысины!
— Битва при Акции!
Я стиснула зубы, но восклицания продолжались.
— Как насчет пользы от неверной жены? — предложил кто-то.
Актер хлопнул в ладоши.
— Тема выбрана!
Я посмотрела на Октавиана. Казалось, его забавляло происходящее.
С левой стороны на сцену вышел тучный оратор.
— Итак, почему важно быть рогоносцем? — начал
Он принялся воспевать все прелести общения с многоопытной супругой, но когда речь зашла о том, как приятно обманутому мужчине побездельничать в конце напряженного дня, зрители начали роптать, и кто-то выкрикнул:
— Давайте медведя!
— Я не закончил, — сердито сказал оратор.
Этими словами он лишь подзадорил пьяниц.
— Медведя! Медведя! — дружно скандировали они.
Я повернулась к Октавии:
— Это же не в прямом смысле?
Она рассмеялась.
— Нет. Раньше в театрах выступали дрессированные медведи, но мой брат запретил эту опасную забаву.
— Тогда что им нужно?
— Чтобы оратор ушел со сцены и дал начаться представлению.
Публика продолжала шикать и улюлюкать, пока толстяка не увели прочь.
— А мне понравилось, — грустно сказал Александр.
Тем временем сцену заполнили танцующие нимфы. Затем появились двое мужчин в масках сатиров и с длинными бородами. Один скакал, другой подпрыгивал, зрители начали хохотать, и тут вошел третий сатир, с луком и стрелами. Пока первый сатир читал свою роль, третий прицелился в публику, и вдруг до меня дошло, что происходит на самом деле.
— Октавиан! — закричала я.
В тот же миг Юба накрыл его своим телом и прижал к полу. Острая стрела со свистом вонзилась в опустевшую каменную скамейку.
— Во имя Красного Орла! — воскликнул переодетый лучник.
И начался хаос.
Солдаты устремились к театральной сцене, но актер уже исчез. Зрители бросились врассыпную. Военные окружили нас плотным кольцом и стали проталкивать к выходу.
Брат ухватил меня за руку.
— Как ты узнала?
— Он целился.
— Но ведь это представление!
Люди были охвачены таким же ужасом, как и тогда, в Большом цирке, хотя на сей раз случилось кое-что посерьезнее: кто-то хотел застрелить Цезаря, сидевшего в первом ряду. На улице мы не стали дожидаться носилок. Вооруженные до зубов солдаты сопровождали нас до самой виллы. Юлия в страхе сжимала мне руку. Лишись она сегодня отца — и всему конец — положению на Палатине, браку с Марцеллом, да и тот не успел бы войти в наследство.
Октавиан стремительно шагал между Агриппой и Юбой. Никто не произносил ни слова, даже прохожие на улицах. Оказавшись на вилле, Цезарь первым делом отвел нас в библиотеку. Стоило рабам поспешно зажечь свечи в канделябрах, как полководец захлопнул тяжелую металлическую дверь. Юба разлил вино по бокалам. И тут я впервые услышала, как Октавия плачет.