Дочь Клеопатры
Шрифт:
— Точно, — кивнул Марцелл. — Но если спрятать их в доме, какой от этого прок?
— Можно договориться с приемными семьями…
— Но всех же не разберут, — возразил он.
— А остальных отдать в храмы и воспитать как akolouthoi.
Племянник Цезаря недоуменно нахмурился.
— Помощников, — подсказал мой брат.
— Потом они стали бы жрицами и жрецами, — прибавила я.
Марцелл посмотрел на меня, и нежность в его глазах заставила мое сердце биться чаще.
— Прекрасно придумано, Селена. Когда сделаюсь Цезарем, обязательно прослежу, чтобы твоя затея исполнилась.
— Правда?
— А что? Вы с моей мамой похожи, — продолжал он. — Только и думаете о том, как бы принести добро
Странно, Октавия до сих пор не явилась, чтобы велеть нам ложиться спать. Наверное, проводила время с братом или с Витрувием.
Когда за Марцеллом захлопнулась дверь, Александр неодобрительно посмотрел на меня.
— Даже не думай, Селена. Он предназначен для Юлии.
— Ничего я не думаю!
— Думаешь. И можешь остановиться, пока не поздно.
Задув светильник, он сразу лег спать, а я еще долго лежала без сна. Вдруг в комнате по соседству медленно заскрипела ставня. Послышался приглушенный стук о землю. Я бросилась на балкон и раздвинула занавески — как раз вовремя, чтобы заметить Марцелла, исчезающего во тьме. О чем он думает? Снаружи так и кишат охранники Цезаря. Хотя, может быть, они подкуплены. Насколько я знала, Октавиан так и не прознал о нашем походе в храм Исиды. Или о словах, сказанных юношей центуриону. Интересно, что еще показалось ему достойным такого риска?
Когда на следующее утро я появилась в библиотеке, Витрувий посмотрел на меня с любопытством.
— Говорят, вчера ты спасла жизнь Цезарю.
У меня запылали щеки.
— Не я, а Юба.
— А кто из вас поднял тревогу? Ты очень сообразительна. Значит, разберешься и в этом.
Он расстелил на столе длинный свиток.
— Мавзолей Октавиана, — произнесла я.
Витрувий кивнул.
Цезарь желал обзавестись чем-то столь же внушительным, как мамина гробница, с высокими мраморными колоннами и массивным куполом. Но даже по чертежу было видно, что и с куполом, и с округлым портиком-колоннадой зданию-двойнику будет недоставать великолепия, присущего александрийскому оригиналу. Мавзолей стоял на круглой площадке — скорее всего, из простого известняка — с единственным лестничным пролетом, по обе стороны от которого высились два обелиска из красного гранита. Все было исполнено изящной незамысловатости, но никто не остановился бы перед подобной постройкой в немом изумлении, как это было в Египте. Подняв глаза на учителя, я вслух предположила:
— Вы нарочно стремились к простоте, чтобы не разозлить плебеев. Октавиан боится нового покушения и не хочет хвастать своим величием, точно Гай Юлий Цезарь.
— Верно, — улыбнулся Витрувий. — Неизвестно, действовал ли убийца на свой страх и риск или на пару с этим предателем, которого вольноотпущенники прозвали Красным Орлом. Ясно только, что люди в гневе.
— И как же поступит Октавиан?
— А что он может? — Витрувий скатал свиток. — Еще несколько покушений — и люди сочтут его тираном. Цезарю дозволяется строить в Риме самые пышные стадионы и бани, а вот для себя нужно что-нибудь поскромнее.
— Думаете, ему понравится?
— Похоже, уже понравилось, и очень. Я показывал чертежи сегодня утром.
— Разве Октавиан не спит?
— Он никогда не спит. Расхаживает по комнате, пишет, готовит речи для Сената.
— И вы мне покажете, как это было исполнено? — спросила я, глядя на мелкие цифры, записанные возле каждой стены, и непонятные уравнения возле ступеней.
— Боюсь, не сегодня: нет времени. Но через несколько дней — обязательно, — пообещал он, заметив мое разочарование. — А до тех пор… Вот это — внутренние помещения мавзолея. — Витрувий вручил мне свиток с изображением пустых чертогов, масштабы которых были указаны рядом с рисунками, и будничным тоном прибавил: — Заполни их. Пусть будут мозаики, кариатиды, фонтаны.
Пораженная до глубины души подобным доверием, я проговорила:
— Это будут лучшие из моих рисунков, — и аккуратно скатала свиток.
Уже на выходе архитектор окликнул меня:
— Рим гордится тобой, Селена. Цезарь не позабудет того, что ты сделала.
Я повернулась.
— Думаете, он пошлет меня с Александром обратно в Египет?
Витрувий замялся.
— Цезарь уже поставил в Египте префекта.
— Его можно отозвать.
— Можно… — Я не услышала в голосе архитектора особой надежды. — Но прежде чем это произойдет, Октавиан пожелает устроить ваши браки. Ближайшие годы тебе нужно быть осмотрительной, Селена. Ты видела Цезаря только в добром расположении духа, — тихо прибавил он. — Когда найдут лучника, он будет распят. Как и все, кто ему помогал, будь это сама Терентилла.
Я кивнула и обещала быть осторожнее.
— Да, и смотри в оба.
И я начала смотреть в оба — в школе. Когда учитель Веррий читал нам из «Илиады», я заметила, как он с особым чувством задерживался на отрывках, описывавших судьбу жены и детей Гектора, проданных в печальное рабство [25] . Борьбу их отца и мужа учитель назвал героической, смерть его — доблестной, а разграбление Трои — величайшей трагедией, ведь горожанам суждено было потерять если не жизни, то свободу. Чем пространнее он рассуждал о горестях неволи, тем сильнее крепли мои подозрения. Учитель мог вполне оказаться Красным Орлом, а Марцелл — его верным помощником.
25
В «Илиаде» Гомера упоминается только один ребенок Гектора, Астианакс, и ему предрекается гибель от рук врагов: ахейцы бросят его с высокой скалы на камни. А Андромаха действительно будет продана в рабство.
Антония видела Веррия с Галлией на Палатине. Допустим, бывшая царевна все же могла написать воззвание в одиночку. Но куда вероятнее, что за ней стоял кто-то, имеющий доступ к запасам папируса и чернил; кто-то, кто мог находиться на Палатине, не вызывая лишних вопросов; кто-то, наделенный острым умом и вдобавок имеющий все причины для гнева. Если эти двое любили друг друга, как тут не восстать против рабства? Сочетаться браком имели право только свободные и вольноотпущенники. А разве жалованья учителя достанет на то, чтобы выкупить галльскую царевну?
После обеда я присмотрелась к рабыне, пока она штопала тунику в портике возле Марсова поля. Судя по виду, Галлия не опасалась внезапных разоблачений. Впрочем, когда Марцелл объявил, что пора бы уже отправляться в Большой цирк, и рядом тут же возник нумидиец, она не сумела скрыть удивление.
— Неужели ты идешь с нами?
— Так приказал Цезарь.
— У нас уже есть охрана, — заныла Юлия.
— А может быть, вам лучше остаться дома? — предложил Юба. — Нет ничего надежнее собственных стен.
Девушка только сердито сощурилась.
— Теперь вообще не повеселишься, — ворчала она по дороге.
— О чем ты?
— С нами Юба. Они с отцом точно Ромул и Рем.
— Кажется, Ромул прикончил Рема? — с опаской переспросил мой брат.
Галлия с Юбой шагали следом и тихо переговаривались между собой, склонив головы.
— Не притворяйся, что не понял! — разозлилась Юлия. — Он будет доносить о каждом нашем шаге. Хорошо хоть рабыня умеет держать язык за зубами.
Я обернулась на Галлию в надежде, что та ничего не услышала, и полюбопытствовала: