Дочь княжеская. Книга 1
Шрифт:
Нельзя за рулём отвлекаться на посторонние мысли. Нельзя! По окну мазнуло яркой пестриной, стук, шлепок… Руки отреагировали автоматом — выключение, останов, тормоз! Выскочила в предынфарктном состоянии.
Чтобы увидеть сбитую девчонку-моревичну и проклятый пёстрый мячик. Играла, мать её, упустила, поскакала ловить на дорогу! Задавила ребёнка!
Ужас продрал по нервам, выжигая душу. Время колыхалось тошнотной вязкой жижей. Откинуть бы назад его, это проклятое время, назад. Туда, где машина только начала движение. Как в голливудских фильмах. Или…
Вспышка синего света резанула
Девушка пригляделась к оранжевой мордочке. Точно!
— Юфи! Ты!
Сирена выключилась. Девочка с изумлением таращилась на работника Службы Уборки. Потом узнала:
— А-а! Это ты?!
— Да чтоб тебя! — Хрийз повысила голос. — Под колёса бросаешься! Чтоб тебе… балда, растяпа, дура!
Юфи поднялась, деловито отряхнулась. Заглянула в раскрытую кабину, восхитилась:
— А это твоя машина? А посидеть мне можно? Пусти, я немножко только руль покручу! — полезла оранжевой лапкой к рулю.
— Брысь отсюда, — Хрийз сердито отпихнула наглую девчонку и захлопнула дверь. — Брысь к чертям собачьим.
— Ну и ладно, ну, и пойду, — обиделась она. — Тафчир только заберу и пойду. Злая ты, а ещё подруга.
Она резво нырнула под машину, и выбралась оттуда, держа в руках яркий мячик-тафчир. Скорчила рожу, и побежала вприпрыжку куда-то за угол. Вот коза.
Хрийз с отвращением посмотрела на собственные пальцы. Они дрожали.
Кое-как отбыла смену: разболелась голова. Добралась до своей комнаты, как была, упала в постель прямо в одежде. И провалилась в глубокий сон как в колодец.
Утро занялось тусклым, дождливым и ветреным. Пока добиралась до больницы, промокла основательно. Зонтов здесь не знали, носили длинные плащи с капюшонами, и свой резон в этом был: при таких ветрах зонт не спасение, а помеха.
Хафиза рассматривала пациентку долго и пристально, как редкий экспонат в музее. Хрийз заволновалась.
— Что со мной не так? А то вы смотрите…
— Как спалось? — спросила Хафиза, не отводя взгляда.
— Хорошо…
— Что произошло?
— Да ничего такого…
— Не юли, — сердито заявила целительница. — Что вчера с тобой было?
Вцепилась, как опытный опер, выпытала весь вчерашний день поминутно, а уж про глупую Юфи вызнала все подробности до запятой.
— Меня оштрафуют? — виновато спросила Хрийз после окончания допроса.
— Тебя? За что?
— Ну… не уследила. Едва не убила ребёнка…
Хафиза присела на кушетку. Взялась за голову, посидела так немного, потом выдохнула, беря себя в руки, и сказала:
— Горе ты моё луковое. Ты же её исцелила.
— Я?! — изумилась Хрийз, от потрясения тоже опускаясь на кушетку.
— А кто, я, что ли? — с раздражением поинтересовалась Хафиза. — Ты даже не сообразила толком, что именно ты сотворила. Жди на третьи сутки привет от патруля, это во-первых, а во-вторых, ну хоть немного, хотя бы вот настолько, — она показала двумя пальцами
— Я… я просто очень сильно испугалась, — сказала Хрийз. — Я так хотела, чтобы девочка осталась жива! Я просто подумать не могла, что сбила её насмерть, я не поверила в это, и я захотела, чтобы она встала, живая, и… Так это что, получается?! Получается, если я что-то сильно захочу, это обязательно сбудется?
Бешеная надежда подняла голову: я хочу вернуться домой, а это значит… значит…
— Нет, — отрезала Хафиза. — Не всё так просто. Девчонку ты спасла, а вот себе навредила, буду тебя сейчас лечить, дурочку глупую. Показывай руку…
Рука заживала. Хафиза назначила перевязку не через три дня, как обычно, а через шесть. Сказала, что скоро перевязки не понадобятся вообще. Отлично. Хорошая новость для убитого дождём дня…
В больничной столовой общего доступа можно было бесплатно выпить кружку горячего счейга, к которой полагались две булочки с вареньем из чего-то, зверски напоминавшего яблоко. Яблонь в Сосновой Бухте Хрийз не видела, но это не значит, что их не было в Третьем мире вообще. Но варенье слегка горчило чужим привкусом, какого никогда не бывает у сваренных в сахаре яблок. Горчинка не портила вкус, наоборот, просто… Просто варенье варили не из яблока.
Хрийз думала над произошедшим вчера, вспоминала. Как что было, как она испугалась тогда. Испуг торчал в сердце неприятной занозой. Но момент, когда она пожелала сбитой девочке встать, уходил, ускользал из памяти. А ведь именно в этот момент она, если Хафизе верить, использовала магию! Всё-таки может! Всё-таки получается! И вновь вставала перед внутренним взором картина умирающей Юфи. То ещё зрелище, мурашки по телу. Как бы научиться пользоваться магией без такого адреналина?
Больничный парк отмокал под дождём, роняя сиреневые, синие, алые и пурпурные листья. Деревья были очень похожи на привычные, земные: Хрийз нашла берёзу, дуб, боярышник, клён, иву… Но трава, стебли цветов, кроны деревьев, — вся зелень этого мира осенью окрашивалась в сине-серо-серебристую гамму. Даже дикий виноград на беседках, и тот похвалялся чистейшей синевой небесного оттенка. Только клёны оставались верны себе, радуя глаз алой окраской широких пятипалых листьев.
Хрийз медленно брела по дорожке, загребая опавшие листья носками туфель. Мокрые листья липли, отказываясь шуршать. Ничего, скоро прибьёт их морозом, сразу высохнут…
Проезжая мимо вокзала у меня слетела шляпа. Классическая фраза, давным-давно — в прошлой жизни! — врезавшаяся в память, очень чётко определила момент. Проходя мимо беседки её уши услышали имя — Хрийзтема. Произнесённое голосом Хафизы.
Клёны облетели наполовину, — постарался вчерашний ветер, но виноград ещё держал фасон. Лазурные листья не спешили падать, укрывая беседку надёжным плотным ковром. Сквозь ковёр этот что снаружи, что изнутри рассмотреть что-либо было невозможно. Разве только пристально вглядываться… Но говорившие были слишком заняты, чтобы вглядываться. Оставалось только не шуметь. Задача та ещё в осеннем парке, но Хрийз справилась.