Дочь кучера. Мезальянс
Шрифт:
Незнакомец хмыкает, заглядывая ей в лицо. Он не присел, чтобы сделать это, а поступил так как идиоты-злодеи из голливудских боевиков: запустил пальцы в ее волосы и задрал лицо к себе.
– В чем выражается это не то?
– Она говорит, – отвечает доктор.
– Предположим.
Прежде она обожала таких персонажей. Книги и фильмы всегда показывали их ироничными, обаятельными, демонстрировали незаурядный ум, интеллект и наблюдательность, заставляя влюбляться и очаровываться их уверенностью в себе. Но только не сейчас.
– Слишком правильно
– Подумаешь!
Восклицает мужик в черном, но в его голосе не чувствуется легкомысленных интонаций, которые должны быть при таком восклицании.
– Нахваталась у господ.
Лира уже ненавидит этого мужчину. Его глаза бесстрастны и холодны, на тонких, почти бесцветных губах блуждает издевательская усмешка, а нос морщится, выдавая брезгливое отношение к ней или ко всему происходящему.
– Сухожильные рефлексы! Сухожильные рефлексы!
– Повтори еще раз и быть может я уразумею, что конкретно ты имеешь в виду, – просит его "дьявол", но в следующий момент выдает скучающе. – Что не так с ее сухожильными рефлексами?
Ей надо было молчать и тупо таращиться на эскулапа, тогда бы она умылась и не стояла в этой неудобной позе. Но кто же знал?
– Дура!.. – выдыхает она себе под нос.
– Что ты сказала?
Ее лицо вновь поднимают, но Лира закусывает губу и возмущенно сопит только бы не застонать от боли в натянутых волосах. Но так надо - сначала разобраться, что это за место, а уж потом открывать свой рот.
– Отведите ее в темницы.
Он задерживает на нейсвой внимательный взгляд, а она… Ну, а что она? Лира думает, что если бы не усы, то никогда бы не запомнила такое лицо. Более того, они кажутся ей лишними. Как будто тот взял и прилепил их под своим носом-картошкой.
– Так что не так с ее рефлексами?
– Милорд, вы не понимаете, она знает, что это такое!
– Весьма!.. – раздается мне в след.
Дальнейшая часть беседы остается тайной за семью печатями. Дверь закрывается. Лира и ее конвоиры-сволочи оказываются в просторном коридоре. Коричнево-белая плитка пола стала куда больше, но перестала быть такой блестящей, отражающей все, как в медицинском блоке. Гвардейцы наконец сжалились надо ней, а может просто перестали бояться начальства, позволив выпрямиться и зашагать почти что самостоятельно.
– Увидит!
Говорит один из них позади. Она же растирает руки и отводит назад плечи. Привычка, взятая прямиком из детства, и здесь дала знать о себе. Ежедневные занятия то балетом, то гимнастикой вбили ее в Лиру намертво.
– Куда она денется?
– Гляди!
Плеча Лиры касаются, видимо желая показать ее слабость. Легкое в своем исполнении прикосновение совпало с тем, когда ее нога ступила на яркий почти малиновый ковролин, тянущейся длинной дорогой по не менее протяженному коридору. Она споткнулась и вместе с тем вскинула глаза.
– Ветер дунет и унесет!
Это замок. Нет! Дворец! Огромный, протяженный, наполненный мрамором и хрусталем, свечами и кринолином.
– Смотри,
– Заткнись!
Дворец совсем не похож на то место, в котором она пришла в себя после падения. Он производит другое впечатление – легкое, радостное и даже воздушное. В нем очень много света и это все благодаря огромным окнам, светлым тканям, краскам, огромным зеркалам и картинкам на стенах, статуям и даже людям облаченных в светлые одежды. Они время от времени мерцают чем-то вдалеке. Лира предположила, что все это благодаря их украшениям.
– Сюда!
Лиру дергают вправо. Они оказываются в изломанном закутке, состоящем сплошь и рядом из коротких и крайне неудобных поворотов. В них тоже чувствуется дворец: неизвестный архитектор пожелал, чтобы королевские чертоги оставались ими даже в его узких коридорах. Их стены украшает тонкая лепнина и очень знакомый способ нанесения краски – неравномерный, словно на валик намотали бумажный скотч и прошлись светлой краской по более темному слою.
– Куда?!
Она притормаживает, желая убедиться в этом. Это все может быть совпадением, но выглядит так словно сюда забежали ребята из «Школы ремонта».
– Чокнутая! – перед глазами мелькает рука, обтянутая черной перчаткой. – Тут ведь нет ничего!
Посмотрим, что из себя представляют темницы. Хотя, она больше, чем уверена, что тут архитектор не мудрствовал и сделал простые короба с решетками. Она оказывается права лишь отчасти. Здесь тоже очень светло и воняет совсем не так ужасно, как предполагалось Лирой в самом начале.
– Кто тут у нас?
– Девчонка!
– Н-да?
Невероятных размеров мужчина с голым торсом и перевязью ремней через огромный живот вертит ее из стороны в сторону, взяв огромной ручищей прямо за голову. Она терпит и не ропщет, соблюдая данный себе зарок: «Улыбаемся и машем! Улыбаемся и машем!», а в данном случае молчим и не ропщем.
– И в чем же провинилась эта овечка?
– Покушение на жизнь короля.
– Что?! Какого короля?! – возглас вырывается из нее помимо воли. Она так удивилась, что не смогла сдержать себя в этом.
Лира думала, что в ней распознали кого-то другого, заподозрили в обмане, увидели врага, а тут король?! Что?!
– Я знать не знаю!..
Обрывок фразы тонет за собственным визгом. Кто-то из ее охраны ущипнул Лиру за зад, а она – дитя своего мира, пространства и времени совсем не привыкла к таким жестам и хуже того – не ждала их.
– Ты смотри! Голос подала!
– Какого короля?! – передразнивают они ее, изображая тонкие голоса и так и сяк коверкая заданный вопрос. – Какого короля?!
Мужчины только не покатываются со смеху, но она, если честно не видит поводов для веселья. Если только юмор у них — воооон там, чуть ниже того плинтуса. Пузо тюремщика крупно трясется, источая флюиды породистого козла. От него пахнет едой, немытым телом и много чем еще.
– Такого! Короля Эйнхайма и Северного Начса, островов Западного моря и Южного Боза.