Дочь моего друга
Шрифт:
Он остается стоять на дороге, сунув руки в карманы, и смотрит мне вслед. А я стараюсь не думать о том, что он не стал настаивать, чтобы меня проводить. Потому что для такого сногсшибательного мужчины такая как я может быть максимум досадной помехой.
***
По приезду домой наливаю полную ванну горячей воды с лавандовым маслом и лежу больше часа, время от времени добавляя горячую воду, чтобы не замерзнуть. Хотя невозможно замерзнуть, думая об Ольшанском. И не думать о нем тоже невозможно.
Кажется,
Поднимаю руку, вода струйками стекает по пальцам. Они у меня красивые? Я вообще никогда раньше об этом не задумывалась. А мое тело, оно красивое?
В пансионе девочки все время говорили о парнях, но у меня эти разговоры вызывали только тоску. Я интересовалась одной учебой, одноклассницы в глаза называли меня заучкой.
Когда почти у всех девочек в классе появились парни, я начала переживать. Девчонки с ними переписывались, обменивались фото и хвастались друг перед другом. Только я и две девочки оставались без пары.
Я жила в одной комнате с Грейс, ее брат Стивен влюбился в меня. Мы начали общаться по связи, но когда я пошла с ним на свидание, увидела у него на лбу прыщ. И меня как отрезало. С тех пор я больше не могла смотреть на своих ровесников.
В университете поначалу было непривычно, что вокруг много парней. Мне оказывали внимание, но меня это не трогало. Тот же Пашка Бортников, он мне никогда не нравился. И сейчас стоит вспомнить его похотливый взгляд, липкие жадные руки, к горлу подступает тошнота.
Другое дело Демид...
Взрослый. Настоящий. Уверенный в себе. От одного взгляда которого волоски на теле встают дыбом. Который останавливает пятерых озверелых отморозков одним своим присутствием.
И если влюбляться, то только в такого как он.
***
Все утро придумываю причины, чтобы не идти в университет. Не представляю, что встречусь со всеми лицом к лицу. Но и прятаться от них унизительно.
Может надо было послушать Демида и заявить в полицию? Рассказывать о том, как меня лапали эти слюнявые ублюдки. Что они говорили. Что делали. В подробностях.
Меня чуть не выворачивает только от того, что я это представила. Значит придется идти, нельзя прятать голову в песок как страус.
Хоть сегодня обычный день, накладываю легкий макияж, надеваю нарядную блузку и брючный костюм. Наношу на губы прозрачный блеск, и в это время звучит сигнал вызова.
Смотрю на экран, и сердце невольно сжимается. Папа...
— Доченька, прости меня, — от искреннего раскаяния, звенящего в его голосе, к горлу подступает комок, — но вчера были очень сложные переговоры, они закончились поздно ночью, и я не стал тебя будить.
«Очень жаль, ты пропустил самое
Но я этого не говорю, молча глотаю слезы и киваю. Я знаю, что это ложь, не знаю, почему, просто чувствую. Лучше бы он сказал правду. Но отец продолжает говорить, и я стараюсь успокоиться.
— Выглянь в окно, детка, посмотри, что там, — говорит папа, я выглядываю в окно и обмираю.
Прямо напротив моих окон стоит белый «Порше», перевязанный огромным бантом и шариками.
— Пап... — лепечу беспомощно, вытирая мокрые щеки, — пап, ты что....
— Я может и негодный отец, но что бы ты ни думала, я все равно люблю свою принцессу, — сиплый голос в трубке заставляет меня плакать навзрыд.
— Не говори так, папа, ты самый лучший.
Он всегда был таким. Невозможно обижаться, когда он так искренне сожалеет и раскаивается. Сразу чувствую себя неблагодарной и злопамятной.
— Зачем такая дорогая? Мы договаривались, что это будет бюджетная машина, я же только получила права. Я боюсь на ней ездить.
— Ты стоишь большего, Арина, — теперь голос отца звучит успокаивающе. — Первое время тебя будет возить мой водитель. Как освоишься, начнешь водить сама. А я как приеду, закатимся с тобой в ресторан и отметим день рождения.
Вопрос, когда он приедет, застревает в гортани. Нет смысла спрашивать, когда будет нужно, тогда и приедет. Сглатываю и говорю коротко, чтобы вышло меньше слов:
— Хорошо, папа. Я буду ждать.
Звоню нашему водителю, и мы вместе идем снимать бант и шары с автомобиля, которым мой отец в очередной раз от меня откупился.
***
— Арина, подожди! — меня окликает Натка, догоняя у входа в корпус. — Да стой же! Ты куда вечером пропала? Я весь клуб несколько раз обошла, тебя нигде не было. С кем-то уехала, да? С кем, признавайся!
Она сыплет вопросами со скоростью триста слов в минуту, а я внутри обмираю. Выходит, Бортников никому не сказал, что произошло в отеле? Выходит, они все промолчали?
Когда Богдан уводил Риту, они видели, что я вернулась за сумкой, и вполне могли решить, что я не стала возвращаться в клуб. Сразу уехала домой.
Неопределенно пожимаю плечами. Натка идет за мной до двери, но когда понимает, что ничего внятного от меня не услышит, отстает.
До начала лекции еще пятнадцать минут, в аудитории никого. На улице тепло и солнце, все или пьют кофе в вестибюле, или тусуются перед корпусом. Но мне не хочется никого видеть, захожу в пустую аудиторию и занимаю свободное место ближе к окну.
— Арина, — слышу за спиной сиплый голос, и внутри нарастает неконтролируемая ярость, — Арин, послушай...
— Отойди, — шиплю сквозь зубы, — а то сейчас сумкой задвину.