Дочь огня
Шрифт:
— А что же еще? — улыбнулся Хайдаркул. — Ради того, чтобы ходить свободно по улицам, я уже просидел четыре месяца в сумасшедшем доме.
— Почему бы вам не попытаться стать русским подданным? Хайдаркул помрачнел.
— Сначала выполню свой долг, потом посмотрим.
Долго еще сидели друзья и беседовали. Николай попробовал объяснить попроще, что происходит в России, говорил о том, как рабочие добиваются своих нрав, бастуют. Умар-джан переводил. Он с радостью наблюдал, как внимательно и с каким пониманием слушал Хайдаркул. А на Амона эти речи действовали как живительный источник в жаркий день на истомленного жаждой человека. Он мысленно давно расстался с Бухарой, этот город представлялся
Не раз он делился своими мыслями с Умар-джаном, говоря о Бухаре как о вместилище всех пороков и грязных дел. Но Умар-джан объяснял, что в Бухаре есть хорошие люди, что нельзя думать только о себе, а надо видеть рядом с собой страдающий народ, трудящихся бухарцев, которые так же, как Умар-джан, тянутся к лучшей жизни. За Бухару, за этих людей надо бороться.
Умар-джан учил его думать, а Николай раскрывал целый мир, Амон чувствовал необыкновенный прилив сил и жажду деятельности. Кто охватывало ощущение счастья. Порой только эту безоблачную радость нарушало чувство обиды, когда русские начальники называли его презрительно сартом или за какое-нибудь пустячное упущение кричали на него. В такие минуты ему снова казалось, что он одинок и бесправен. Выразительное лицо сразу выдавало его настроение друзьям, а они уж находили способ утешить товарища веселой шуткой и ласковым словом.
В глубине души Амон лелеял надежду научиться водить паровоз. Эх, стать бы машинистом и помчаться в дальние края… И пусть дрожит земля, свистит ветер в ушах, а он будет вести свою огненную арбу все вперед и вперед…
Прошло два года с того дня, как Асо, сияя, привел в дом Гани-джан-бая Фирузу. Как он радовался тогда, надеясь, что осуществится наконец заветная мечта — он будет неразлучен со своей любимой… Не помня себя от счастья, ввел он ее в этот дом. Даже старик мороз понимал, что не от холода дрожал тогда Асо, наоборот, он весь горел от восторга. Как хороша была Фируза! Стройная, гибкая, она даже в поношенном простеньком платье казалась прекрасной. Асо совсем потерял голову. Мысли вихрем проносились в его голове. Бай обещал поженить их, устроить той… Ведь вот исполнил же он свое обещание освободить девушку, забрать у миршаба… Сказал, что Асо сам приведет ее — и это сделано. А что же дальше? Фируза, как полагается, пробудет несколько дней во внутреннем дворе бая, потом у нее спросят, согласна ли она выйти за Асо замуж. Конечно, она скажет да. Только этого и осталось ждать… А потом… У Асо дух захватывало при мысли, что будет потом.
Но мечты обманули. Проходил месяц за месяцем, полных двадцать четыре месяца прошло, а Асо ни разу не услышал даже голоса Фирузы. Сначала бай отправился обследовать свои владения, осматривать стада баранов, лавки, разбросанные по туменам. Путешествовал месяца три. Вернувшись, он все отговаривался нехваткой времени, никак не находил минуты, чтобы побеседовать с Фирузой с глазу на глаз. Но однажды, как бы сжалившись над Асо, который робко спросил его, не поговорил ли он с Фирузой, бай ответил:
— Поздравляю, благодари за хорошую весть! Фируза согласна стать твоей женой. Но она дала клятву, что выйдет замуж лишь по истечении трех лет со дня смерти бабушки. Вот и придется подождать годик-полтора, если суждено… Потерпи, тебе же лучше будет, девушка подрастет, сможет больше работать, обслуживать тебя, хозяйничать… Даже в книгах говорится, что для настоящих влюбленных разлука дороже свидания. В разлуке ярче горит любовь, расцветает пышнее… Свидание гасит огонь, и любовь увядает. Помни это и терпи!
В простоте души молодой, неискушенный Асо продолжал верить баю и снова попался на удочку. Его не мог разубедить даже Хайдаркул, который неустанно
И вот однажды, когда бая не было в Бухаре, Фируза увидела Асо в крытом коридоре. Никого кругом не было, и девушка бросилась к нему. Прижалась и быстро-быстро заговорила глотая слезы. Жизнь ее в доме бая ужасна, лучше в могилу лечь. А в последнее время бай нехорошо смотрит на нее, так и таращит глаза, когда она проходит мимо… А на днях даже посмел обнять, лез с поцелуями… Если бы не вошла служанка, неизвестно, что бы было…
Асо упал с небес на землю, все его мечты разлетелись как дым. Вот когда он понял наконец все коварство бая, его змеиную душу.
Через несколько дней он разыскал Хайдаркула и поведал ему свои горести. Юноша был в полном отчаянии, он плакал, как ребенок, а Хайдаркул, хорошо знавший, на что способен Гани-джан-бай, пришел в неистовство, услышав о новых его проделках, глаза его метали молнии, руки дрожали. Давняя жажда мести вспыхнула с новой силой.
— Его надо убить! — воскликнул Хайдаркул, но тут же замолчал, о чем-то глубоко задумавшись. Потом продолжал уже более спокойно и очень грустно: — Но понимаешь, какое дело, наши друзья в Кагане уговаривают не делать этого сейчас, терпеть и ждать… Бай, видишь ли, эта ядовитая хитрая змея, вступил в какое-то общество, обещал дать деньги, и немалые, для устройства новых школ. Важно получить раньше эти деньги, вот они и удерживают мою руку… Что поделаешь?
Они люди разумные, я уж так себя сдерживаю!.. А ты будь все время настороже, и Фируза пусть тоже!.. Ничего, наступит час, и осел перейдет через грязь, как говорится… Мои друзья получат желаемое, а у меня разнимутся руки, и уж тогда я отомщу… О, будь уверен! И ты и Фируза станете свободны!
Внешне Асо оставался по-прежнему покорным, преданным слугой, но каждое слово бая толковал теперь по-своему, он прислушивался даже к оттенкам его голоса. Стараясь разгадать его тайные помыслы, он следил за каждым его движением, жестом. Когда удавалось улучить минутку, ловил Фирузу, наставлял ее, почаще старался видаться с Хайдаркулом, советовался с ним. Да, за этот год Асо стал совсем взрослым.
Хуже всего приходилось Фирузе. Бай не сделал ее служанкой какой-нибудь из жен, а отдал в услужение стряпухе, и потому все три жены бая командовали ею, понукали, ругали ни за что ни про что, оскорбляли… Стряпуха тоже была сварлива и вспыльчива, но она единственная брала под защиту бедную девушку. Правда, и сам бай заступался за нее, даже попрекал своих жен за плохое отношение к Фирузе, чем, впрочем, распалял их еще больше.
Когда-то Фирузу очень любила Адолат, но теперь она не пыталась обуздать своих соперниц, больше того — она и сама начала неприязненно поглядывать на девушку.
Целый день Фируза вертелась как белка в колесе, столько дел свалилось на нее. Раннее утро заставало ее на кухне. Она колола дрова, ставила самовар, разжигала огонь под большим котлом с водой, наполняла кувшины для умывания и несла своим госпожам. В особом котле варила для них же ширчай. Затем мыла оставшуюся с вечера посуду, чистила котлы. Наконец, поступала в распоряжение стряпухи, резала лук, морковь и мясо для плова, перебирала рис, замачивала горох, вытаскивала из погреба и мыла репу. И еще много разных обязанностей лежало на ней. В дни, когда пекли лепешки — а это случалось два-три раза в неделю, — Фируза не имела возможности передохнуть хоть минутку. И все бы это она терпела — работы Фируза не боялась, — если бы не обижали, не кололи беспрестанно ее и без того наболевшее сердце, если бы к ней относились по-человечески. Какое страшное прозвище дала ей сварливая стряпуха — Рабыня — пожирательница людей.