Дочь оружейника

Майер Генрих

Произошла суматоха. Франк с товарищами и другими работниками бросился на солдата, крича: «Смерть наемникам!» Палки и ножи пошли в дело. Солдаты, со своей стороны, защищались отчаянно. Но так как они не ждали нападения и пищали их не были заряжены, притом же и гражданская стража, вероятно одумавшись, направила против них свои длинные алебарды, то солдаты хотели уже отступить, как вдруг офицер закричал им:

– Ребята, держитесь еще одну минуту. Сейчас бьет четыре часа и капитан подходит. Прижмитесь к стене и не допускайте до цепи

решетки.

Свалка возобновилась с большим ожесточением. Угрозы, проклятия слышались со всех сторон; одни порывались к цепи, прикрепленной машиной, другие оттесняли нападающих. Вдруг раздался первый удар колокола.

– Четыре часа! – закричали солдаты бурграфа. – Победа! Победа!

– Нет еще, – вскричал Франк, который сделал последнее усилие, оттолкнул двух солдат, закрывавших собой машину, бросился на офицера, который держал ручку машины и ударил его так сильно палкой по голове, что тот упал.

В эту минуту раздался третий удар колокола.

– Он погиб! – вскричал Вальтер с отчаянием.

– Нет, он спасен! – раздался голос Франка. – В галоп, мессир, в галоп, решетка поднята!

Действительно, проезд был свободен благодаря храбрости работника, и Шафлер, пришпорив лошадь, взмахнул еще раз мечом и с последним ударом колокола был за воротами.

В эту самую минуту у входа в караульную показался капитан с новым отрядом солдат.

– Поздно! – вскричал переодетый крестьянин, которого называли Фрокаром, который смотрел из-за угла на битву, не принимая в ней участия.

VI. Ночь после битвы

Прошло несколько часов после отъезда ван Шафлера, и волнение, причиной которого он невольно был, скоро успокоилось. Пробило десять часов, улицы опустели, и если бы не пронзительный голос и трещотка ночного сторожа, можно было бы слышать шорох мыши.

Семейство оружейника собралось, по обыкновению, к ужину, но на этот раз ужин был невеселый; все молчали и, казалось, были погружены в тяжкие думы.

Даже Вальтер, всегда разговорчивый и беззаботный, не проронил ни одного слова и не дотронулся до второй кружки пива. Это была важная примета, потому что он привык каждый вечер выпивать по три кружки.

Вдруг раздался стук в дверь, ведущую в аллею.

– Я вам говорил, что это должно быть! – вскричал Вальтер. – Я хорошо знаю наши законы.

– Да ты ничего не сказал нам, – отвечала испуганная Марта.

– Не сказал, так думал, – возразил мастер.

В двери застучали сильнее.

– Ну что ж, надобно отворить. Нельзя сопротивляться закону, – сказал Вальтер.

Оттолкнув Франка и Маргариту, которые встали, он взял лампу и пошел сам к наружной двери.

– Кто там? – спросил он.

– Я, Ван-дер-Эльс, судья. Отворите поскорее, мастер Вальтер, и не шумите.

Оружейник отпер дубовую дверь и удивился, что судья был один, а не в сопровождении солдат.

– Вы один, судья? – проговорил он.

– Я теперь не судья, а ваш друг Ван-дер-Эльс.

Запирайте поскорее дверь, чтобы не узнали, что я был у вас, и ведите меня к вашему ученику Франку, если он дома.

– Он ужинал с нами, – сказал оружейник и ввел его в общую комнату. Судья поклонился Марте и Марии и, сев на кресло, обратился к Франку:

– Молодой человек, я знаю, что происходило сегодня у городских ворот, и знаю несчастную причину драки; к вам я пришел за тем, чтобы спросить: можете ли вы оправдаться в том, в чем вас обвиняют?

– В чем нас обвиняют? – спросил Франк.

– Вы ударили офицера, который защищал цепь решетки?

– Это правда, мессир.

– Несчастный! А знаете ли вы, что офицер этот умер?

– Боже мой! Офицер бурграфа убит! – вскричала Марта с ужасом, а Мария побледнела.

– Это еще опаснее, нежели я думал, – сказал Вальтер.

– Да, – сказал судья. – Вы, может быть, не знаете закона, что всякий гражданин или простолюдин, который осмелится ударить военного, выдается начальнику отряда и тот имеет право тотчас казнить его. Вот участь, которая ожидает вас, молодой человек.

– Сжальтесь над ним, спасите! – вскричали мать и дочь, бросаясь к ногам судьи.

.– Что вы просите, друзья мои! Что я могу сделать? Я знаю, что Франк честный и храбрый малый, и что он хотел спасти из западни вашего друга, но капитан наемников знает свои права и воспользуется ими завтра утром. Франк будет взят и повешен, и я пришел предупредить вас об этом.

– Бедный Франк, – говорила рыдая Марта, не замечая, что ее дочь лишилась чувств.

– Какое несчастье! – сказал Вальтер. – Верно Франку суждено было стать убийцей.

– Это правда, мастер, – отвечал молодой работник, – и лучше бы я убил Перолио. Бедный офицер не сделал мне никакого зла.

– Друг мой, Ван-дер-Эльс, – продолжал Вальтер, сжимая руку судьи, – нет ли средства спасти его?

– Никакого. Капитан уже был у меня с приказом бурграфа, чтобы я выдал ему виновного. Я хотел отговориться тем, что не знаю убийцы, но он сам назвал мне Франка, первого работника у оружейника «Золотого шлема». Что мне было делать, друг Вальтер! Разве я мог ослушаться приказания бурграфа, закона? Однако я отвечал, что город наш имеет свои привилегии и, что после звона ночных сторожей я не имею права войти в дом первого синдика оружейного цеха, где живет обвиненный.

– О, если бы наши привилегии помогли нам спасти этого несчастного! – произнес Вальтер. – Если бы завтра, когда придет судья, Франк был в безопасном месте… Надобно воспользоваться несколькими часами ночи и спасти его.

– Да, Франк, – проговорила Марта, – беги сейчас же в Гарлем, к нашему родственнику Гюйсману… он тоже оружейный мастер.

– Там он, конечно, был бы в безопасности, – проговорил Вальтер, – только как выйти из города? Теперь ворота заперты и солдаты стерегут их. Нельзя ли, чтобы он переоделся и вышел из города?