Дочь оружейника

Майер Генрих

И он скрылся, как злой дух.

Теперь надобно объяснить, как спасся оружейник и как мог поспеть домой вовремя.

Вальтер был поражен двумя ударами кинжала и брошен в воду Фрокаром и другими бандитами, но в темноте злодеи не могли поразить верно и второпях не заметили, что жертва их дышала. Один удар попал в руку и, к счастью, не перерезал артерии, другой направлен был в грудь, но попал вскользь, не задев ни одного важного органа. Однако потеря крови лишила его чувства, и только в воде он очнулся, освободился от веревки

и, так как плавал отлично, то, несмотря на слабость, мог держаться на воде и плыл по течению.

Выйдя на берег далеко от того места, где стоял кабак, Вальтер побежал по берегу, чтобы согреться и скоро нашел дорогу в абденгофское аббатство. Тут же на камне сидела женщина, разбирая какие-то травы, и Вальтер спросил ее:

– Это дорога в абденгофское аббатство?

– Есть и другая, – отвечала женщина, не глядя на оружейника, – только та дальше. Вам надобно в монастырь?

– Да, я тороплюсь.

– Напрасно… монахи спят и не отворят вам, – ответила она, разглядывая Вальтера при лунном свете.

– Отчего не отворят? Я не бродяга.

– Не знаю, только вы не похожи на порядочного человека, вы покрыты кровью.

– Эта кровь моя; разбойники схватили меня ночью с постели, ранили и бросили в Лек.

– Где это было? – спросила женщина с живостью.

– На той стороне реки, в кабаке, возле перевоза.

– И вы знаете этих бандитов?

– Нет.

– Так я знаю их и знаю вас… Вы амерсфортский оружейник, под вывеской «Золотого Шлема».

– Кто вам сказал это?

– Разбойники Черной Шайки, которым начальник приказал убить вас.

– Перолио! Возможно ли?

– Вчера я собирала травы в лесу и остановилась у перевоза отдохнуть. Несколько человек ждали в лесу и разговаривали на языке, которого никто не понимал, кроме меня. Я узнала в них разбойников Черной Шайки и услышала, что они сговариваются убить оружейника, чтобы он не вернулся домой.

– Но что за причина этого умысла? Перолио служит теперь моему господину, бурграфу.

– Кто может знать мысли этого человека? – проговорила женщина и хотела спросить Вальтера, нет ли у него красавицы жены или дочери, но обернувшись к нему, увидела, что он, бледный, прислонился к дереву и готов был упасть от слабости.

– Дайте мне руку, – сказала она, – и пойдемте ко мне. Я живу здесь близко и перевяжу ваши раны не хуже монастырского лекаря.

Читатель понял уже, что это была колдунья, которая на следующую ночь удивила Перолио и Видаля своими открытиями.

Она заботливо поддерживала раненого, провожая его в свое подземелье, и по дороге расспрашивала его о семействе.

Узнав, что дочь Вальтера невеста ван Шафлера, она вскричала:

– Ваша дочь будет счастлива с этим добрым, благородным человеком.

– Разве вы знаете и его? – спросил удивленный мастер.

– Да, он защитил меня от разбойников Черной Шайки и даже убил одного из них. Жаль, что не самого Перолио.

– Я помню это происшествие;

Шафлер рассказывал мне, что избавил от смерти цыганку.

– Да, меня зовут здесь и цыганкой и колдуньей; говорят также, что я дочь сатаны, – прибавила она.

– Надеюсь, что это неправда, и что вы не имеете сношений с адом? – спросил Вальтер, который, как и все его современники, верили в колдовство.

– Сохрани меня Боже! – проговорила она, крестясь.

– Очень рад, – сказал оружейник, – но кто вы и откуда?

Она вздохнула, задумалась и потом отвечала взволнованным голосом:

– Я родилась далеко отсюда и преследую цель, которой, может быть, никогда не достигну… Но надежда поддерживает меня и помогает переносить все страдания.

– Чем же вы живете? – спросил Вальтер с участием.

– Моей наукой, – отвечала она.

– То есть, шарлатанством и обманами?

– А разве без шарлатанства мне бы поверили? Люди так созданы, что верят только в обманы.

– Стало быть, ваши лекарства не действительны?

– А вы не согласились бы выпить моего зелья?

– Ни за что на свете.

– Однако вы принимаете лекарства лекаря-монаха, а кто их приготовляет? – я. Я начала сама лечить крестьян, но монахи восстали на меня, распускали слухи, что дьявол помогает мне приготовлять снадобья и что тот, кого я вылечу, непременно пойдет в ад. Меня преследовали, обижали, сожгли мою хижину, назвали дочерью сатаны. Я скрывалась в падерборнских развалинах, сошлась с монахом-лекарем, которому приготовляю лекарство, и теперь меня не трогают, потому что боятся. Монахи даже уважают меня… Но вот мое убежище, войдемте, мой гость.

И она ввела Вальтера в подземелье, зажгла лампу, обмыла раны оружейника, которые были не опасны и, приложив к ним компрессы, перевязала, но потеря крови до того ослабила раненого, что он не мог держаться. Оставаться у колдуньи не было возможности, а до монастыря было добрых полмили. Услышав, что мимо развалин проезжает телега, колдунья выбежала, остановила крестьянина, который вез сено в монастырь, и приказала ему взять раненого с собой. Крестьянин тихонько перекрестился, помог Вальтеру расположиться на сене и не смел взглянуть на колдунью, которая, подав раненому склянку с лекарством, приказала ему беречься и не говорить никому, что она помогла ему.

Потом она приказала крестьянину ехать, а сама оставалась на возвышении перед развалинами, и ее фантастическая фигура вырисовывалась, освещенная луной. Крестьянин гнал лошадь, чтобы избавиться от страшного видения, и через несколько минут был у монастыря.

В это время звонили к заутрени, и монахи крепко спали. Вальтер долго стучал, наконец ему отворили, и то только при имени ван Эмса, родственника настоятеля, которому пошли о нем докладывать. Через полчаса Вальтер был введен к настоятелю монастыря, тучному, красному монаху, который, зевая, сидел в кресле.